Снежные леопарды-мутанты оказались для Пожара приятной забавой. Он был уверен, что именно он прикончил лазерными выстрелами парочку зверей, хотя никто не мог сказать этого наверняка. А потом Стил повел отряд через ледяной лес, предупредив о необходимости соблюдать крайнюю осторожность.
В ледяном лесу Пожар чувствовал почти такую же скованность и клаустрофобию, как в «Термите».
Чем больше они углублялись в лес, тем гуще становились зловещие кривые деревья. Пожар уже трижды оцарапался об их острые ветви, и ему надоело идти с прижатыми к бокам локтями и опущенной головой, на каждом шагу смотря себе под ноги, чтобы не наступить на коварную фиолетовую плесень.
Но как бы ни было тяжко ему, Пожар понимал: здоровенному Борщу, который то и дело удрученно стонал, протискивая между деревьями свое массивное тело, приходится еще тяжелее. Шинель Борща была настолько изрезана ветвями, что, казалось, из нее вот-вот начнут вываливаться лоскутки.
Пожару очень хотелось найти еще одного-двух снежных леопардов или хоть кого-нибудь, по кому можно пострелять, но ледяной лес казался стерильно-безжизненным, лишенным даже птиц — на всей территории не осталось ничего живого, не считая расползающейся гнили, погубившей сей мир.
Эта мысль заставила Пожара содрогнуться, и он даже подумал, что это хуже, чем быть запертым в битком набитой машине. Воздух здесь был пропитан скверной Хаоса, которая ощущалась им как некая физическая сила: она давила так, что, казалось, вот-вот сожмет его в комок. Хотелось кричать и сопротивляться ей, вырубить все и выжечь в этом проклятом месте.
— Дайте мне пару огнеметов, — бушевал Баррески, явно терзаемый той же мыслью, — и я вам гарантирую, что через десять минут здесь ничего не останется. Остаток пути до места крушения мы прошли бы вброд по воде.
— И силы Хаоса заметили бы наше приближение за десять километров, — сказал Борщ.
— Я просто высказываю соображения, — ответил Баррески. — Я верю в превосходство имперского оружия над всем, что может задействовать против нас Хаос, и не желаю спорить на эту тему.
— Забыл, что случилось с «Термитом»? — спросил Михалев с оттенком сухой иронии в голосе.
Как бы то ни было, сейчас у них не было огнеметов, за исключением того, который Баррески прихватил, покидая «Термит», но в нем закончилась огнесмесь. Выбираясь из гибнущей машины, ледяные гвардейцы успели взять с собой только то, что держали в руках, несли на себе и в вещмешках. Михалев был особенно подавлен потерей своего гранатомета: ведь теперь он, специалист по тяжелому оружию, остался без него.
Услышав шум впереди и заметив движущийся силуэт, Пожар молниеносно среагировал: молодой солдат уже смотрел на силуэт сквозь прицел лазгана, когда узнал в нем Палинева. Еще секунда, и Пожар нажал бы спуск. Его злила необходимость сдерживаться.
Палинев приспособился к окружающей обстановке с завидной легкостью: он двигался между ледяными деревьями словно призрак, будто знал, куда ступить, когда увернуться и где подпрыгнуть, чтобы не напороться на острый сучок или не споткнуться о корень, выступающий из земли.
— Сэр, я обследовал территорию на два километра вперед, — доложил он Стилу, — но там вообще ничего нет, сплошной ледяной лес.
Гавотский разочарованно сжал губы:
— Может, надо было попытаться пройти в обход? Если лес станет гуще…
Стил прервал его:
— Значит, будем решать проблемы по мере их поступления, сержант. Но если предположить, что лес занимает всю территорию до места посадки челнока, и если мы продолжим идти с той же скоростью и не встретим противника… то мы доберемся…
Секунду он колебался, и оба его глаза — настоящий и аугментический — словно остекленели. Пожар уставился на своего командира. Наконец глаза Стила прояснились, и он договорил:
— Приблизительно за четыре часа сорок семь минут.
Пожару хотелось кричать.
Палинев снова был один. И не возражал. Он привык к одиночеству и даже был этому рад. Много времени прошло с тех пор, как он находился в таком тихом месте, как этот ледяной лес, вдали от шума боя и рева двигателей. Но он знал, что нужно быть осторожным и нельзя позволить тишине себя обмануть. Он внимательно осматривал каждое ледяное дерево, попадавшее в поле зрения, хотя искривленные силуэты давно уже не вызывали у него ни интереса, ни отвращения — лишь чувство однообразия.
Палинев не мог здесь ничему доверять, ни на секунду ослабить бдительность. От него зависели жизни других. Собранная им информация могла оказаться жизненно важной для всех. Здесь и был риск: если он попадет в засаду, если враги поймают его и узнают, что здесь его товарищи, будут готовы к бою.
Читать дальше