Вячеслав Лазурин - Звон листвы, шелест листвы

Помню слова старого доктора, подарившего мне книгу:

- Держи, малой! И хорош реветь, не девочка. Еще в хранители собрался…

- А… А что это?

- Книжка. Старая, но еще рабочая. Радуйся - такая не у каждого твоего сверстника есть! Мне уже ни к чему, зрение не то. Погодь, а ты читать хоть умеешь?

- Умею! Ой, больно…

- Осторожно, гипс не дергай. А ну-ка, почитай мне вслух! Включается она вот так…

Мой отсек остается далеко позади. Двери грузового лифта со скрежетом расходятся, приглашая внутрь своего последнего пассажира. Темные стены кабины, кажется, еще помнят малышей, взявшихся за руки… Прощай, мой город. Спасибо, что отпускаешь меня. Спасибо, что прощаешь… Вот только удастся ли проститься с садом?

Ведь сад – это наша жизнь. А наша жизнь – это сад.

***

Половина растений почти демонтирована. Они по частям и деталям разложены в ящики и контейнеры, ожидающие погрузки на вертолеты. Взволнованный воздух наполнен ревом их двигателей. Летательные аппараты садятся на расчищенные площадки, где еще совсем недавно к небу тянулась растительность. Теперь там лишь голый асфальт, усеянный пустыми гнездами под штекеры корней.

Оставшуюся половину растений придется бросить. Они все еще радостно звенят листвой, все еще верят людям, предавшим их. Пройдет чуть меньше суток пока они попытаются понять, отчего стало так тихо и одиноко. И лишь когда древесные отродья нападут на беззащитный сад, небо услышит в стоне крушимого металла отчаянное «Почему?!».

Позади меня консервируют шлюз подземного города. Я медленно пробираюсь сквозь толпу, мешанину лиц. Кто-то носится с ящиками, вещами, кто-то заканчивает демонтаж растений и рабочих конструкций. Всюду крики, неразборчивые голоса, детский плач. Организовывается очередь на погрузку в вертолеты. Проталкиваюсь сквозь кипящую массу людей осторожно, чтобы не повредить розу. Пытаюсь отыскать ту, что поможет ее спасти, ту, кто…

- Айвен?

Кто-то хватает меня за руку, уводит в сторону, подальше от толпы.

- Селин…

Мы останавливаемся, спрятавшись за избежавшими демонтажа высокими зарослями медного кустарника. Я и Селин, технобиолог, которой я доверяю больше всего...

- Айви, тебя искал твой командир. Очень злой!

- Да, я выключил связь…

- Но зачем?

Ах, Селин, как тебе объяснить? Когда-то давно ты встретила меня, шляющегося мимо ваших лабораторий, и я не смог объяснить, что там делал. Позже это повторялось в испытательной оранжерее, в селекционном корпусе, в биокузнице… Нет, конечно, я не молчал. Лгал, мол, интересуюсь, да что там, восхищаюсь невероятными процессами, волшебными и непостижимыми для тупого вояки. Хотя в реальности они переставали для меня существовать, когда мне удавалось отыскать тебя. Возможно, я и сейчас не решился бы сказать правду, если бы не боялся, что наша встреча может быть последней.

- Этот цветок… Я хочу, чтобы ты увезла его отсюда… Сохранила.

- Айви…

Она принимает розу, слегка краснея и пряча глаза за темной челкой.

- Ты же знаешь, - говорит она, - вывозят лишь наиболее энергетически важные культуры… Святой Вэлдон! У тебя все руки исколоты! А колючки в засохшей крови…

- Ерунда, Селин. Это я чинил… Пообещай, что позаботишься о нем. Это не просто цветок, это память, символ. Нашего сада.

Она смотрит на меня удивленно и застенчиво одновременно. И снова опускает взгляд.

- Все так не вовремя. Я должна быть на погрузке, ты – со своим отрядом…

- Пообещай…

- Обещаю, Айви… И ты обещай. Что вернешься.

Последние слова она произносит, глядя в глаза. Никогда не забуду ее взгляда, ее глаз. Серых. Как тающий лед. Как пасмурное небо. Как сталь звенящей листвы…

- Я обязательно вернусь…

И ухожу. Меня правда ждут. Братья-хранители, я виноват перед ними.

- Айви, подожди! – кричит Селин.

Медленно оборачиваюсь, чуть сбавив шаг.

- Я как-то читала... Когда-то люди дарили друг другу живые цветы, живые как те, за периметром… Ты веришь в это?

Толпа поглощает меня. Уносит прочь…

Я словно потерял волю, человеческий поток легко уносит меня далеко. Мысленно я еще там, с Селин, держу ее за руку и говорю то главное, что так и не смог сказать.

Но она поняла. Она все поняла…

Как-то не думая, двигаясь автоматически, я пробиваюсь к внешнему периметру сада. Туда, где должны находиться другие хранители. Так и есть, они по очереди садятся в боевой вездеход, стоящий на восьми колесах у колючей проволоки. Командир замечает меня, когда я подхожу ближе. Он не произносит ни слова, лишь на миг обжигает злобным негодующим взглядом. Всего на миг, затем спокойно говорит, хлопая меня по плечу: