Николай Мороз - Инструктор по выживанию. Чрезвычайное положение

– Вы откуда? – вполголоса спросил Егор и шагнул к ним. – Не бойтесь, я вас не трону.

Мальчишка шарахнулся к обочине, оступился и упал, выпустил руку первого. Но тут же собрался, вскочил на ноги, схватил младшего за воротник грязной белой куртки и потащил к себе. И все молча, как волчонок, – ни слова, ни звука.

– Тихо ты, – Егор оказался рядом с детьми одним прыжком, схватил подростка за руку, повернул к себе лицом, – не дергайся, никто тебя не съест. Вы откуда? – повторил он вопрос и вскрикнул от неожиданности. Тот, мелкий, обеими ручонками заколотил его по колену. Егор оттащил детеныша в сторону, присел перед ним на корточки. Девочка, лет шести или семи, бледная, зареванная, уставшая. И злющая – не шарахается от опасности, а бьется с ней в меру своих маленьких сил. Девчонка снова замахнулась, и Егор схватил ее за крохотную ручонку. – Молодец, умница, так и надо, – приговаривал он, не давая девочке вырваться.

– Из Ильинок, – пробурчал подросток, – там все сгорело и всех убили. Только мы остались, больше нет никого. Отпустите нас, пожалуйста, мы пойдем. Вот, возьмите, – мальчишка полез рукой за воротник, вытащил крестик на цепочке, – он золотой. – И попытался сорвать цепочку с шеи.

– Стой, – Егор успел удержать его руку, – не надо, оставь. Расскажи лучше, что там случилось.

А сам пытался вспомнить, где они, эти Ильинки. Память подкидывала что-то уж совсем невероятное, по детским, полустертым воспоминаниям получалось, что это километрах в тридцати отсюда, на границе с соседней областью. Сколько же они шли – сутки, двое? И почему одни?

– Тебя как зовут? – спросил пацана Егор. – И сестру? – он снова посмотрел на девочку. Сопротивление отняло у нее много сил, она прислонилась к ноге брата и была готова сползти на землю.

– Лизка, мне тяжело, я тебя не понесу. Иди сама, – жалобно попросил ее мальчишка, присел рядом с ней на корточки и обнял девочку.

– Отойди, – Егор взял ее на руки, и она уже не сопротивлялась, обхватила его за шею и то ли всхлипнула, то ли вздохнула.

– Пашка, – ответил он, – а это Лизка. Она мне не сестра, даже не родственница. А Ильинки сгорели, все дома, до единого. И тот, где мы жили, с ее родителями.

Лиза уснула, сопела на плече, а Пашка рассказывал свою и ее истории. Они с приятелями приехали к кому-то на дачу, где уже жили родители одного из них. Через пару дней после начала неразберихи Пашкины друзья с родителями уехали в Москву, а про него забыли. Рано утром он решил смотаться за грибами, заблудился и перед закрытой дверью оказался только к вечеру. Но нашлись сердобольные люди и приютили бездомного подростка и даже пообещали отвезти его домой «после того, как все закончится».

– Думали, что недели через две уедем, – сообщил Пашка, Егор кивнул и взглянул на показавшееся сквозь белесую пелену синее небо.

– Почему не уехали? – вопрос он задал просто для порядка, ответ известен заранее.

– Бензина не было, – ответил подросток. Потом из магазина исчезли продукты, закрылся сам магазин, пропало электричество. А еще через неделю в поселок пожаловали гости. Восемь человек, на двух машинах приехали. Все в камуфляже, все вооружены. Кто-то в маске, говорят непонятно, двух собак сначала застрелили, потом снова стреляли, – рассказывал Пашка хронику гибели поселка, – нас с Лизкой не заметили, мы спрятаться успели. Я слышал, как рвануло что-то, обернулся – а там уже дом горит.

«Граната в окно. Отличное начало», – Егор промолчал, слушал дальше. Пашка сразу сообразил, что появление в поселке набитых вооруженными людьми машин ничего хорошего не предвещает. Схватил девчонку, побежал с ней к лесу и отсиживался там до тех пор, пока не потух пожар в последнем доме. К вечеру того же дня выяснилось, что все до единого жители поселка убиты, их дома разграблены, некоторые сожжены. Дачного поселка больше не существовало, на его месте остались пустые выгоревшие дома и трупы.

– Мы ночь в лесу просидели, потом я Лизку там оставил, пошел посмотреть. Но ничего не нашел, головешки везде, дома пустые. И мертвых много. Кого-то к забору привязали, вернее, не привязали…

– Ладно, я понял, – оборвал мальчишку Егор. Не привязали, а прибили, то есть оставили «своим» метку, один из опознавательных знаков. Так происходит переоформление недвижимости в «освобожденных» от неверных населенных пунктах. Женские тела, насаженные на забор, означают: дом свободен, можно заселяться. А вот человеческие кишки, намотанные на тот же забор, оповещают нового владельца, что старого хозяина больше нет, в доме только женщины, готовые к «любви». И отработали «риелторы» всего в сорока километрах отсюда. В получасе езды на машине.