Сергей Дмитрюк - Чаша огня

— Этот путь гораздо короче. Я всегда хожу здесь. Другая дорога идет через долину, но делает большой крюк.

Я понял, что не стоило спрашивать ее. Нужно было как-то выходить из создавшегося положения, и я спросил:

— Послушай, Ганга! Значит, ты каждый день встаешь так рано, чтобы пасти своих коз? И не устаешь?

— Нет, — покачала она головой. — Совсем не устаю. Я встаю не раньше всех остальных в Трудовом Братстве. И потом, на природе невозможно устать. Разве ты устаешь, когда слушаешь красивую музыку, или смотришь на великолепные картины?

— Конечно, нет. Но это же совсем другое дело.

— И вовсе нет! Послушай музыку ветра, музыку трав, птичьих голосов, музыку гор! Посмотри кругом! Разве можно всем этим не восхищаться?

Она остановилась, повела вокруг себя тонкой рукой и восхищенным взором. Я тоже бросил взгляд вокруг, и словно волшебная карусель понесла меня с перевалов на перевалы, окуная в уходящие холмы. Убегали ребра разноцветных бугров, точно спины барсов, тигров и волков. А за холмами сказки леса, где зеленые лесовики и чудища загораживают путь, где спутались зеленые нити, где притаились мшистые тигры и леопарды, где лежит чудесный, заколдованный мир. И снова бастионы лиловых, фиолетовых и пурпурных гор, над которыми в чистом сияющем небе ягнятники, орланы и пустельги коричневым золотом летают на сапфирах и турмалинах далеких склонов.

Неудержимо захотелось раскинуть руки и вдыхать, впитывать в себя этот неповторимый аромат, эти звуки необыкновенной мелодии живой природы гор. Мне показалось, что стоит только оторваться от земли, и полетишь, словно гордый орел над всем этим великолепием. В этот момент Ганга легко, но крепко взяла меня за локоть.

— Э! Да у тебя и впрямь от горного воздуха и простора закружилась голова!

— Если честно, то да! — улыбнулся я ей, все еще захваченный своими чувствами. — А что это там за гора? — спросил я, указывая на восток, где самые причудливые холмы и скалы образовывали как бы Священную Чашу — обширную долину.

— Ее называют Белый камень. Очень старое название. Сохранилось еще с древних времен. А вон там находится наш поселок! — Ганга указала рукой вниз, на долину.

— Красиво! — одобрительно промолвил я. — И давно ты живешь здесь?

— Давно, очень давно!

Я с трудом скрыл улыбку. Она произнесла это таким серьезным тоном, словно жила на свете, по меньшей мере, уже лет сто.

— Значит, ты хорошо знаешь здешние места? Далеко ты заходишь в горы со своими козами?

— Когда как.

Она пожала плечами, на ходу срывая синий хрупкий цветок и теребя его тонкими пальцами.

— Иногда очень далеко, на север, — показала рукой, — а чаще всего здесь, неподалеку от поселка и института. Хотя трава здесь не такая сочная, что на высокогорье.

— Весело, наверное, студенты живут в институте? Знаешь многих?

— Совсем не многих! — возразила она. — Некоторых только. Им почему-то не всегда разрешают посещать наш поселок. Почему так? Не пойму. А ребята там хорошие.

— Наверное, у тебя много поклонников среди них?

— Вовсе нет, — снова возразила Ганга, быстро посмотрев на меня. — Я знакома только с девушками. Они все спортсменки. Ребята, правда, тоже приходят к нам. Даже к себе на праздники в институт приглашали… — Она немного смущенно улыбнулась.

— А ты что же?

— Я не пошла.

— Почему? — искренне удивился я. Она, молча, посмотрела мне в глаза, и я понял, что задал бестактный вопрос. Чтобы как-то сгладить свою вину, спросил: — А сама ты спортсменка?

Ее фигура, несомненно, говорила о давней дружбе со спортом, гимнастикой или танцами.

— Немного. Только я занимаюсь спортом не так, как они.

— А что они делают?

— Взбираются на горы!

— На горы?

— Да. Но не просто взбираются, как скалолазы, а с аппаратом таким для антигравитации. Знаешь?

— Да. Называется стартинг.

— Честно говоря, боюсь я его! — Ганга сокрушенно покачала головой. — Сама я выросла в горах, многое видела, а аппарата этого боюсь с некоторых пор.

— Почему?

Я старался сохранить спокойствие, хотя внутри у меня уже начинало разгораться нетерпеливое волнение. Ганга молчала некоторое время, задумчиво хлестая траву тонким прутиком, который подобрала до этого. Брови ее заметно хмурились. Наконец сказала:

— Как-то и я хотела попробовать так же, как они, но теперь, когда не стало Дивии, ни за что не буду… — последние слова она произнесла совсем тихо, но от ее слов меня, словно, пронзило электрическим разрядом. Я даже вздрогнул. Это не ускользнуло от девушки.