Евгений Прошкин - Война мертвых

– Игорь, у меня действительно нет шансов стать человеком?

Про “действительно” он зря. Мог бы и смолчать.

– Время, Тихон, время, – кажется, не заметил. – Все будет, имей терпение. Вот закончим исследования...

– Что такое ты во мне выискиваешь? Ждешь, пока я золотом срать не начну?

– Золото!.. Ты, сто семнадцатый, дороже всякого золота.

– К чему ты нас готовишь?

– Вас?

– Меня и Влада, – быстро поправился Тихон.

– К великому будущему, мой дорогой. Раз уж с вами стряслась такая... такая неприятность, нужно ее использовать во благо.

– Естественно. Даже если б она не стряслась сама, ее стоило бы организовать.

– Не нравится мне твое настроение, сто семнадцатый.

– А мне оно тоже не нравится.

– Желаешь размяться? Есть два восстания: на Дебре и на Гринволде. Могу отправить.

– Восстание – это как на Аранте? – в лоб спросил

Тихон.

– Примерно, – не моргнув, ответил полковник.

– А что-нибудь не такое грязное? Неужели всех конкуров перебили?

– Это слишком опасно.

– Значит, последняя операция была не опасной?

Тихон надеялся, что когда-нибудь полковник все же проговорится, но зачем ему слышать от Игоря то, что давно уже ясно, он сказать не мог.

– Выхода другого не было, понимаешь? – с какой-то незнакомой интонацией произнес тот. – Нет, ты не поймешь. Тебя ведь в Школу прямо из Лагеря взяли.

– Ну и?..

– Все. Отдыхай.

Отключившись, полковник забрал с собой все прямые каналы связи. Наступила гнетущая тишина. Обострив слух, танк уловил за толстыми стенами какие-то шорохи и вздохи. Все-таки он крыса, простая подопытная крыса. Их никогда не выпускают на волю.

Бункер, отзываясь на это страшное открытие, загудел, и все вокруг слилось в мощной вибрации. “Два километра гранита, – с тревогой подумал танк. – Уж если завалит, то всерьез”. Словно расхохотавшись, над головой что-то заухало – ближе, ближе, громче.

Верхние перекрытия обрушивались одно за другим и, складываясь в исполинский бутерброд, становились все тяжелее. Все меньше надежды на то, что потолок выдержит. Стократный запас прочности – это, оказывается, не так уж и много.

Первыми пострадали ворота. Отремонтированная створка заиграла, выгнулась и смялась пустым фантиком. Треснули стены. Разъехавшиеся щели протянулись от угла до угла, и в них что-то напряженно заскрипело. Все.

Он почувствовал, как проваливается – вниз, сквозь коробку КБ, сквозь ходовую часть, через бронированное днище, через бетонный пол – к самому центру, и еще дальше.

Это что – смерть?!

Танк выскочил с обратной стороны планеты и, удивительным образом перевернувшись, встал на траки.

Розовый закат. Или рассвет? Он всегда их путал. Убаюкивающий плеск. Если сосредоточиться, можно различить, как перекатываются песчинки. Кто-то поет в деревьях. Тихий ветер. Ему здесь нравится. Здесь можно остаться.

По пляжу идут люди, маленькая компания, но сосчитать их невозможно. Смеются, смотрят на солнце, загребают ногами дырявую пену волн.

– Эй! Не надо! Это рай для танков! Это мое место!

Не обращают внимания. Не видят. Проходят сквозь него и шлепают дальше. Он разворачивается и едет следом, крича в беспечные спины, но они не желают о нем знать. Они уверены, что все прекрасное принадлежит им.

И тогда он стреляет. Ему надоело быть жестоким, он собирается лишь попугать, но люди продолжают идти вперед, пока он не убивает последнего. Только что их было несколько, по крайней мере, больше одного, а теперь – ни души. Или они умирали не от его выстрелов? От чего же тогда?

Он вернулся назад, к той точке, откуда выпал, но там уже все было не так. Розовое солнце светило не для него, а песок шипел, словно миллион ядовитых змей. И даже тихий ветер дул не в ту сторону, куда ему хотелось. Что это, если не смерть?

– Это моя жизнь, – сказал Алекс, растворяясь. – А теперь и твоя.

– Извини, я пропустил. Пожалуйста, еще раз. – ...взапой во всех колониях. Такой книги еще не было.

Строгая дама в декоративных очках тронула планшет, и на рабочей поверхности проявился заголовок:

"РЖАВЕЕТ ВСЕ”.

– Есть и другой: “СТАЛЬНЫЕ СЛЕЗЫ”, но первый более удачный.

– Да, слезы – это слишком, – отстранение проговорил Тихон.

Он очнулся вконец вымотанным и обнаружил, что уже две минуты беседует с какой-то старухой. Чего она к нему привязалась? А, литератор. Эта порода уже была. Все равно напишет, как ей надо. Тихон осмотрел помещение – потолок наверху, на месте то есть. Ворота, рассыпавшиеся на отдельные, сложного профиля, планки, так и валяются в проеме. Ну, не можете починить, хоть уберите И еще Тихон подумал, что его этаж в бункере скорее всего единственный.