Алексей Головлев: Воин Бездны

Эрван ошалело уставился на боцмана: остатки хмеля разом вылетели из головы.

«Ты знаешь Хлыста? И о сапфире? Откуда? Кто ты, Бастиан? И что скрываешь?»

Эрван не успел задать ни одного вопроса – боцман приложил палец к губам. Затем печально и тихо продолжил:

– Да-да. И я был моложе, и Хлыст… Но он уже тогда учил – а я учился.

Бастиан мечтательно усмехнулся.

– Я, может, и во флоте остался только потому, что сильно мне эти слова в душу запали. Больно интересно стало: как они хоть выглядят – слезы эти? Вот и посмотрел. Сподобился.

Он обернулся к Эрвану, осторожно положил руку на плечо:

– Я, может, всю жизнь к этому шёл – в душу океану заглянуть. Да без толку: так и суждено, видно, до смертного конца матросню по палубе гонять. А у тебя – получилось. Доходит, почему?

Эрван молчал, не отрывая взгляда от печального, разом постаревшего лица боцмана.

– Да потому, что ты всё сделал правильно. С начала и до конца.

Боцман помолчал с минуту. Затем продолжил обычным тоном: резким и не терпящим возражений:

– И нечего себя упрекать – нечего и не за что!

– А… тебе?

– Что – мне?

– Ну-у… упрекать?

Бастиан убрал руку. Встал. Посмотрел на Эрвана сверху вниз:

– Мне – есть.

Улыбнулся: в свете луны сверкнули белоснежные зубы.

– Ладно, смотри не засиживайся, герой, – рёбра выстудишь.

Хруст тяжёлых шагов по песку. Все тише и дальше.

– Баст! – тихо окликнул Эрван.

– Ну?

– Спасибо тебе. За всё.

Глухой смешок из темноты.

– Не за что, парень. Не за что.

Тишина.

Эрван не знал, сколько прошло времени. Он не обращал внимания на затёкшие ноги, ноющие ребра, на проникающий сквозь рубаху холод.

Ничто не могло поколебать воцарившийся в душе покой. Под ночным небом, на узкой полосе песка между мрачной лентой леса и отступающим прибоем он остро и глубоко переживал давно забытое чувство: чувство дома.

– Я всё сделал правильно, – пробормотал он. – И я там, где нужен. Этот урок я запомню: быть дома – значит быть там, где нужен.

Он слабо улыбнулся. По-хозяйски оглядел песчаный пляж, еле слышно шелестящий лес, бормочущее во сне море. Прислушался к нестройным голосам у костров:

«…И ждёт на пирсе любезница Мэй, когда я вернусь домой…»