Сергей Зайцев - Темная мишень

Грешник!

Взгляд Робинзона лихорадочно заметался, выискивая знакомое лицо.

Но среди кипения битвы Грешника он не нашел.

А значит, палач уже шел сюда.

Как же он это пропустил? Почему ничего не услышал ни он, ни Колян с Миксой? Это ведь не так далеко, и стрельба должна быть слышна. Глаза Робинзона расширились от пугающей догадки. Он резко обернулся, уставившись через комнату и коридор на пленницу. Она уже не смеялась, упала обратно на койку и пристально смотрела на него. В зеленых злых глазах девки читался приговор. Фиона! Это она! Она заставила его не услышать. Заразные способны на многое…

Громкий звук удара, раздавшийся в кабинете среди этой неестественной тишины, едва не заставил его позорно вскрикнуть. Храмовой резко поднял голову, оторвав взгляд от экрана ноутбука. Дверь в комнату, где находился Андрей, запертая на ключ, снова содрогнулась от мощного удара изнутри. Храмовой точно знал, что, кроме его сына, там нет никого, но из спальни словно пытался вырваться наружу неведомый монстр, намного сильнее истощенного болезнью восьмилетнего мальчишки. И этому существу было невдомек, что дверь открывается внутрь спальни, оно рвалось напролом. Снова удар. Затрещало дерево, зона вокруг замка пошла трещинами и щепой.

«И это тоже ты, Фиона? Заставляешь безумствовать моего сына, безжалостная сука? Или я просто опоздал, и все свершилось само собой – то, чего я так боялся?»

– Паш, а что это тут… – Микса, заглянувший из коридора в кабинет на подозрительный шум, поперхнулся вопросом. На его глазах от очередного удара дверь вспучилась посередине треснувшими досками, блеснул, высовываясь из трещин, метал искореженного замка. – Ёпт, Паша, да чего происходит-то?!

– Микса, прикончи девку! – заорав, Робинзон выхватил из кобуры пистолет, передернул затвор, навел на дверь, все еще колеблясь.

– Так это… а тут чего делать-то? Ты один-то спра…

«Оружейник» поперхнулся – рука Храмового дернулась, и пистолет уставился темным зрачком ему в лицо.

– Быстрее, сучий потрох, шевелись!

Клацнув затвором автомата, Микса мигом слинял – куда только медлительность подевалась.

Удар. Кусок доски вывалился из дверного полотна. В дыру просунулась бледная костлявая лапа, слепо пошарила вокруг дыры, оставляя на дереве глубокие отметины длинными изогнутыми когтями. Исчезла. «Стреляй, ну же! Стреляй!» Палец, давивший на спусковой крючок, дрожал от напряжения, но почему-то никак не мог дожать. По лбу Робинзона градом бежал пот, заливая глаза. Не дождавшись из бытовки треска автоматной очереди, он снова заорал:

– Микса, чего медлишь, ушлепок?!

Услышав подозрительную возню, нервно повернул голову. И обнаружил, что в бытовке идет молчаливая борьба.

«Да что б вас, а с вами-то что?!»

Колян, безвольно сопевший в углу, пока длилась пытка Фионы, вдруг вцепился в Миксу, когда тот попытался переступить порог, и теперь эти двое, позабыв про болтающееся на ремнях оружие, самозабвенно душили друг друга, хрипя и выпучив глаза.

Бесполезные ушлепки!

Хочешь сделать хорошо – сделай сам.

Озверев, Храмовой быстрым шагом двинулся по кабинету, на ходу открывая огонь. Микса загораживал Коляна и поэтому словил свинца первым. Кровавые брызги выплеснулись из широкой спины увальня, и как только он начал оседать, Храмовой всадил несколько пуль в лицо второму недоумку.

Фиона, не сводя с приближающегося Робинзона пронзительной зелени глаз, уже отчаянно рвалась из пут, заставляя койку трястись и скрежетать.

«Что, почуяла свою смерть, драная кошка?! Умей ненависть останавливать – она бы остановила».

Треск материи, и правая рука девки вырывается на свободу. Она тут же хватается ею за вторую…

«Не успеешь, тварь! Но нужно наверняка, поближе, еще лучше – в упор, размозжить ей башку».

Мстительно прищурившись, Робинзон наводит ствол «грача» на голову Фионы и делает шаг в коридор…

Совершенно раздавленный случившимся, Кирпич даже не нашел в себе сил подняться.

Сидел на бетоне всего в двух шагах от проема, но наклоняться и смотреть вниз ему категорически не хотелось. Звон в голове после близкого взрыва постепенно стихал.

Ну почему так все паршиво получилось?

Кирпич шмыгнул носом, тяжко, с надрывом, вздохнул. Фёдора было жаль до слез. Классный дядька… Ни разу в его сторону косо не посмотрел, не то что некоторые на Новокузнецкой, того же Хомута взять. А как он с ним отчаянно защищал лазарет – как вспомнишь, так тепло в груди растекается…