Дэйв Волвертон - На пути в рай

Елена приставала ко мне семь лет, и я все же решил заняться практикой в Майами, но она вечно бранила меня из-за нашего недостроенного маленького дома, из-за тараканов под раковиной и из-за отсутствия во мне честолюбия. Однажды я раньше обычного вернулся домой с ярмарки и принялся выпалывать папоротник за домом, выкапывая корни, чтобы они не проросли на газоне. Затем я сидел в тенечке в кресле и пил пиво, когда прибежал молодой Родриго, уже отрастивший себе пивное брюхо, и закричал: «Я думаю, Елена уходит от тебя! Она забрала Викториано и все остальное!» Я побежал в дом и увидел, что Елена выносит свои вещи к обочине дороги. Она закричала на меня, на самом деле закричала — необычный поступок для женщины, так редко проявлявшей эмоции, она прокляла меня за мою лень, за то, что валяюсь на заднем дворе и пью пиво, а «семья в это время погибает от бедности»! В тот же день она ушла от меня, и я помню письма — всего лишь счета врачей и школы, где учился Викториано. Я по праздникам писал Викториано, но никогда ничего от него не получал в ответ. Однажды вечером ко мне заглянула женщина, жившая ниже по улице, пришла с бутылкой вина и попыталась соблазнить меня. Она обвиняла Елену в том, что та меня бросила, говорила, что Елена нашла себе сексуального партнера с очень извращенными вкусами; эта женщина сказала, что она предпочитает мой простой секс. Кое-что из сказанного ею она могла знать, только если действительно обсуждала с Еленой нашу интимную жизнь, и я поверил, что Елена меня предала.

А потом я отправился на похороны матери, и Елена появилась не одна, она привела с собой Викториано. Ему тогда было двенадцать — красивый мальчик, и у него становились широкими плечи. Фигура как у матери, и он носил белую рубашку, распахнутую на груди. Мне он показался очаровательным, и после похорон мы решили прогуляться и купили у разносчика немного bole [50]. Мы с ним долго говорили, и я понял, что он мной гордится, считает, что здорово иметь отца, продающего морфогенетические средства. Мне его отношение показалось забавным, но он мне понравился, и после похорон он начал отвечать на мои письма. А в двадцать три года он неожиданно женился на красивой девушке, испанке, намного выше его по положению, переехал в Гатун, всего в трех кварталах от меня, и стал работать, ремонтируя оборудование в общественном транспорте.

Меня поразило открытие, что у меня был сын, живший рядом со мной, на той же улице. Я подумал, где он сейчас, что испытал, узнав новости об отце. Каждое воскресенье я приходил к Викториано на обед, и мы очень хорошо проводили время. А через три года его жена родила дочь, которую назвали Татьяной, и я любил ее, как собственного ребенка. Елена отобрала у меня радость видеть, как взрослеет сын, но я испытал много радости, глядя, как растет Татьяна. И воспоминания, которыми снабдила меня Тамара об этой девочке, оказались точны. Девочка с тонкими чертами лица и темными блестящими волосами — тот самый ребенок, о котором у меня сохранились обрывки воспоминаний, и я знал, что это воспоминания верны. У Татьяны был быстрый ум, как часто случается у первого ребенка, и с того времени, как ей исполнилось три недели, я был полон надежд, что она вырастет сообразительной. Очень хороший ребенок, всегда страстно и долго обнимала меня, когда я уходил. От ее волос всегда хорошо пахло, и я, случалось, завидовал мужчине, который когда-нибудь женится на такой умной страстной женщине с чистыми волосами. Мне это казалось сочетанием лучших качеств женщины.

Частенько ко мне в киоск на ярмарке заглядывал Флако. Он дружил с Викториано и всегда оставлял подарок для Татьяны — конфету или цветок. Флако беспокоился о ее будущем и говорил о приближении социалистов к нашим границам и о том, что худшее еще впереди. Я вспомнил бродячую кошку, никому не принадлежавшую, ловившую птиц и рывшуюся в отбросах. За несколько недель до того, как я покинул Землю, у этой кошки родились котята, и мы с Флако и Татьяной с большим трудом спасли котенка из дренажной трубы. Я вспомнил, как Татьяна попросила меня несколько дней подержать котенка в доме, пока она уговорит родителей разрешить ей взять его, и я понял, почему этот котенок так тревожил меня, постоянно возникая в моих сновидениях. Вспомнил, как впервые вернулся домой с Тамарой; и мы с Флако сидели на крыльце, пили пиво и смотрели, как невдалеке пробирается обезьяна; Флако говорил о социалистах, об их угрозе и рисовал ожидающее нас мрачное будущее.