Александр Лидин: Обратная сторона Луны

Грохнуло страшно. Дверь, ведущая в гостиную слетела с петель, комната наполнилась едким пороховым газом. Выхватив револьвер Василий ворвался в гостиную. Выстрелом добил толстого полицая, потом пристрелил еще одного, который находился в дальнем углу — раньше Василий его не видел. Пулей снес пол черепа умирающей у камина женщине. Полицай, что был у окна, видимо и так был мертв. Закончив с предателями Василий подступил к истекающему кровью немецкому офицеру. Ловким движением перевернул его на живот и ремнем живо стянул руки за спиной.

И тут пуля ударила в стену рядом с его головой. Обернувшись, он увидел в дальнем конце комнаты девушку, почти девочку с пистолетом в руке. Она целилась в него, но рука ее дрожала. Выстрел и пистолет вылетел у нее из руки, а она схватилась за простреленную ладонь. Василий хотел было прикончить ее, но в последний миг сдержался, подошел и что есть силы врезал ей по лицу, так что она отлетела к стене и медленно осела на пол. В первый момент Василий испугался: что-что, а убивать девушку в его планы не входило, а потом нагнулся проверил пульс. Все в порядке, она была жива. «Ладно, потом разберемся», — решил он, тем более, что с улицы доносились крики тех, кто тащил к дому неудачного парашютиста.

Встав у двери, ведущей на крыльцо, Василий выглянул. Троица стояла у крыльца. Двое полицаев держали избитого Кашева, а третий уперев дуло пистолета ему в затылок, что-то кричал.

Василий действовал почти автоматически. Вскинув револьвер он надавил на курок. Говоривший полицай замолчал на полуслове и словно подрубленный повалился назад, так и не выстрелив в затылок пленному. «Стрелять надо сразу, а если станешь болтать, то никогда так и не выстрелишь», — еще в детстве учил Василия батька Григорий — ныне Григорий Арсеньевич Фредерикс. Двое оставшихся полицаев еще не поняли, что произошло, а последняя полу Василия пробила сердце того, что стоял справа. Что ж патроны кончились. Очередной раз собачка ударила по пустой гильзе, и Василий мысленно выругался. Почему он не стал считать выстрелы? Может всему виной убитая, а точнее добитая им женщин? Но у нее же была проломлена голова. Он ничем не мог ей помочь, и тем не менее, теперь счет шел на доли секунды и оставалось лишь блефовать.

Пинком распахнув дверь Василий вышел на крыльцо и встал перед полицаем, поигрывая револьвером, так, словно тот был заряжен.

— И что будешь делать дальше?

Наступило напряженное молчание, потом Кашев резко, без помощи рук поднялся на ноги и неуверенной походкой направился к крыльцу.

— И ты, мил человек иди сюда, — продолжал Василий. — Только винтовочку свою там на земле оставь. Да, не бойся, не заржавеет, мы ее потом подберем.

Двигаясь неуверенно и не сводя взгляда с револьвера в руках Василия, полицай не спеша присел, положил винтовку в траву, потом поднялся и задрав руки подошел к крыльцу.

— Ты руки то опусти, — приказал Василий, а потом добавил. — Только глупостей не делай, не шали. Лучше скажи, далеко ли отсюда до усадьбы Мечурайтисов?

Полицай закачал было головой, но Василий тут же снова взял его на прицел.

— Кажется, ты забываешься. Ты есть кто?.. Предатель Родины. Таких, как ты, надо сразу к стенке ставить, а вот я проявляю гуманизм… — но договорить он не успел.

Развязавшийся Кашев подошел к полицаю и со всего маха дал ему под дых, так что тот аж вдвое согнулся, а потом с размаху, смачно врезал по зубам, так что пленник повалился в траву, да так и остался лежать.

— Ты чего прибил его?

— Нет, долг отдал, — растирая запястья проворчал Кашев, потом подошел к полицаю, присел над ним, перевернул его на живот и быстрыми, профессиональными движениями стянул ему руки за спиной. — Гады, хотели за меня тысячу рехсмарок слупить с фашистов.

— Да, жадность до добра не доводит, — и Василий по прежнему оглядываясь из стороны в сторону начал перезаряжать револьвер.

— Должен сказать спасибо. Во время ты подоспел.

Василий только кивнул.

Тем временем Кашев поднял полицая и потащил его к крыльцу.

— Ты присмотри за ним. Я пойду за грузом сбегаю, а то все мое там, у парашюта осталось.

Василий кивнул.

— Да, и парашюты убери, а то маячат на виду, как бельмо на глазу.

— Само собой.

И повернувшись Кашин бегом припустил на дальний край поля, а Василий так и остался на крыльце, высматривая, не пожалуют ли к ним незваные гости.

Беззвучно скользили по небу тяжелые тучи. Где-то в лесу закричала было ночная птица, но тут же замолчала, чтобы не нарушать воцарившейся тишины. В такие моменты Василию начинало казаться, что нет вовсе никакой войны. Вот сейчас выйдет на крыльцо его отец — не то кровожадное чудовище, что пристрелил он собственными руками — а тот, каким отец был до всей этой безумной революции — а вместе с отцом брат… и пойдут они на дальний покос, где таких яркие васильки и так пахнет свежескошенной травой, где печет солнце и гудят толстые, насосавшиеся пыльцы шмели…