Олег Шовкуненко - Оружейник. Тест на выживание

Именно в этот момент отчаяния я и увидел… мне показалось, что увидел. Вокруг были еще предрассветные сумерки, поздние, но сумерки. Именно благодаря им глаз и уловил это легкое пульсирующее свечение. В уголке проделанной мной раны словно билось крохотное огненное сердце. Вот оно! Нашел! Я тут же сделал надрез именно над местом свечения. Стальное лезвие проскрежетало по металлу, а когда ткани разошлись, глазу предстали те самые уже хорошо знакомые кристаллы. Только сейчас они были живые, светящиеся, переливающиеся в каком-то затейливом танце. И этот свет не мог утопить даже поток темной радиоактивной крови, наполнявшей рану.

От созерцания этого, прямо сказать, кровожадного, но одновременно и завораживающего зрелища меня отвлекла автоматная очередь. На это раз не бесшумный «Вал», а хорошо знакомый «калашников». Я тут же метнул взгляд на стрелявшего бойца, а затем по направлению его оружия отыскал цель. Слава богу, это были еще не кентавры. Наездник. Он подобрался совсем близко и уже готовился к своему смертоносному прыжку. Да только не успел.

– Чего копаешься?! – прорычал Леший. – Пора!

Я сам знал, что пора. Но работу следовало доделать, тем более что осталось всего-то ничего. Я отгреб кровь затянутой в толстую резину ладонью. Отыскал обод прибора и засунул под него кончик ножа. Кажется, я оказался прав, это устройство действительно крепилось к черепным костям, вплавливалось или, может, клеилось, короче, не столь уж важно, как именно. Главное, чтобы у меня хватило сил его отодрать. Удерживая нож одной рукой, я кулаком второй, словно молотком, стал вбивать его между металлом и костью. К моей великой радости, все получилось, лезвие начало входить.

Вот тут-то к плененной нами твари и стали возвращаться ее былые дурные наклонности. Видимо, то, что я сейчас делал, уже не являлось безобидным, безболезненным и явно внушало страх. Неужели я наблюдаю именно это – страх? Кентавр не вырывался, не брыкался, как раньше, он весь дрожал. Крупная нервная дрожь. Казалось, что все мы, те, кто оседлал его, катимся на велосипеде по длинной, бесконечно длинной лестнице. Плюс к этому я вдруг отчетливо различил паутинку тонких голубых электрических молний, которая протянулась от отдираемого мной прибора к окровавленным костям черепа. Машинка словно из последних сил цеплялась за своего хозяина, не хотела с ним расставаться.

Мне это все жутко не понравилось. Что ж, пора заканчивать. Заканчивать, пока не произошло еще чего-нибудь такого… Я двумя руками вцепился в рукоять ножа и потянул изо всех сил. Рычаг сработал, и через мгновение послышался хруст. Залитый кровью металлический треугольник отделился от черепа.

В ту же секунду свечение кристаллов изменилось. Они замигали со всеувеличивающейся скоростью. Изменился и рисунок. Теперь огни неслись по кругу, словно разгоняя невидимый, заключенный внутри маховик. Голубых молний становилось все больше. В воздухе ощутимо запахло электричеством. «Что за цирк-зоопарк?! – промелькнуло у меня в голове. – Крайчек ведь не упоминал ни о чем подобном».

Яркий, ослепительно белый свет вышиб из головы все мысли… подчистую… все, какие были. Все, на что я сейчас оказался способен, это только лишь смотреть. Молнии слились в единый огненный шквал, который ринулся прямо под меня, под всех нас, тех, кто сидел, висел, лежал на металлоконструкциях разрушенной кровли. На миг показалось, что все мы вперемешку с железом и кирпичом падаем на солнце, странное и страшное холодное белое солнце, выползавшее из недр нашей планеты. И оно нас не изжарит, нет… оно превратит нас в лед.

Интенсивность свечения резко возросла. Вернее, это было уже не свечение, это была вспышка. После глухого, закладывающего уши хлопка я понял, что падаю. Закричал, но не услышал своего голоса, только громыхание, скрежет рушащегося, летящего в тартарары мира.

Первое, что я услышал, когда опомнился, был крепкий русский мат, причем с характерным войсковым налетом. Прилагательное «танковый» и словосочетание «полковая блядь» приятно согрели душу. Нормально. Значит, в аду тоже есть свои в доску пацаны.

Разлепив глаза, я воочию убедился, что преисподняя значительно отличается от моих давешних о ней представлений. Здесь не было ни жара, ни огня, один только легкий, мелкий, как пыль, пепел. Он медленно падал вокруг меня, он тонкой серой шерсткой укрывал все вокруг: балки, искореженные лаги из уголка, рваные листы металлочерепицы, мой валявшийся неподалеку АКМС.