Альфред Ван Вогт - Торговый дом оружейников

Какая-то чушь! Оказывается за эти годы, пока он жил и строил планы, скрупулезно закладывая основу для их осуществления, право распоряжаться его судьбой перешло к Рр-аппарату, возможно, самому выдающемуся из всех изобретений человеческого разума. Хедрок пребывал будто в тумане и поэтому не сразу понял, что Кадрон уже сел, уступив место другому члену Совета.

— Принимая во внимание тот факт, — говорил маленький седовласый человечек, — что это преступление не укладывается в обычные рамки, а также учитывая прежние заслуги, вы, мистер Хедрок, вправе знать следующее: мы относимся со всей серьезностью к тайной деятельности императрицы. К вашему сведению, молодой человек, здешний штат увеличен в пять раз. Вероятно, вы волновались и не заметили, что лифт с места посадки шел вниз гораздо дольше, чем обычно. Мы заняли еще семь этажей отеля, и наша организация находится в постоянной готовности. К огромному сожалению, несмотря на ваш страстный призыв, я вынужден согласиться с мистером Кадроном. Торговый Дом оружейников является тем, чем он является, и должен реагировать быстро и сурово на случаи, подобные вашему. Я поддерживаю решение: смерть — единственно возможный приговор.

За столом кивали головами.

— Да!

— Смерть.

— Немедленно…

— Погодите-ка! — голос Хедрока перекрыл общий шум. — Вы сказали, что заняли дополнительно несколько нижних этажей. Значит, мы не в той части отеля, где раньше располагалась корпорация «Метеор»?

Члены Совета в недоумении уставились на Хедрока, а он, не ожидая ответа, устремился к покрытой орнаментом панели на темной полированной стене справа от него. Все оказалось гораздо проще, чем рисовало себе его сумасбродное воображение. Никто не остановил Хедрока возгласом, никто не вытащил пистолет. Достигнув заветной панели, он приложил к ней четыре пальца, придал им правильное положение и… на его указательный палец из укромного паза выскользнул перстень. Точно рассчитанным движением он направил бледно-зеленый лучик на вибрационную установку и шагнул в трансмиттер.

Хедрок очутился в знакомом помещении на расстоянии двух с половиной тысяч миль от Империал-Сити и не стал тратить время на излишний осмотр. В подвале со сводчатым потолком привычно поблескивала аппаратура и мягко урчали работающие машины. Он подошел к выключателю на стене и нажал на него, приведя в действие колоссальный сгусток энергии.

Вот и все, подумал Хедрок, живо представив себе, как в отеле «Ройал Ганил» все перстни и виброустановки самоликвидируются, бесследно исчезают. Они свое сделали, послужив ему верой и правдой. Что же касается Торгового Дома оружейников, то Хедрок горел желанием как можно скорее от него избавиться.

Хедрок повернулся и направился к одной из дверей. Шагнул через порог и в тот же миг, осознав смертельную опасность, хотел отпрыгнуть назад. Слишком поздно: двадцатифутовое чудовище кинулось на него. Сокрушительный удар лап отбросил Хедрока к стене, он кувырком покатился вдоль нее. Голова кружилась, подташнивало, сознание меркло. Он пошевелился, сделав попытку подняться, и увидел приготовившуюся к новому броску гигантскую белую крысу

— из оскаленной пасти торчали грозные клыки…

Весь подобравшись, Хедрок ждал. Затем взревел во весь свой голос, угрожающие отголоски которого прокатились по комнате. Крыса, жалобно взвизгнув, метнулась в сторону и забилась в дальний угол, сжавшись там в комок, и Хедрок подумал, что последний ее резкий бросок, как видно, отнял слишком много жизненных сил, очевидно, и без того бывших на исходе. Крыса медленно завалилась на бок. Ее стекленеющие глаза были устремлены на Хедрока, когда он, пошатываясь, шел к клеткам с животными. Там он надавил на клавишу датчика, отключив программу ускоренного роста и развития.

Вернувшись обратно, Хедрок взглянул на жалкое существо, заползшее под сломанный стул. От могучего чудовища осталась малая часть — тельце грязно-белого цвета длиной не более шести дюймов. Она была еще жива, эта очень старая на вид крыса, и слабо шевельнулась, когда он поднял ее и понес через виварий в находящуюся за ним лабораторию. Там Хедрок заложил ее в анализатор и ощутил теснение в груди. Собственно, это чувство жалости он испытывал не к несчастной крысе и не к какому-нибудь конкретному существу, а ко всем ныне живущим на земле. Как-то одиноко ему стало в мире, где люди и бессловесные твари, едва появившись на свет, промелькнут под ярким солнцем, словно мотыльки-поденки, и исчезнут без следа на веки вечные.