Игорь Николаев - Там, где горит земля

Однако сейчас юноша забыл все, что пережил, забыл обещания, которые давал себе ежедневно и еженощно, когда оставался один на один с демоном совести. Он хотел жить и если бы в этот момент кто‑то встал между ним и дорогой наружу, за пределы подбитой машины, Гедеон убил бы его, не колеблясь, бездумно.

«Трусливая тварь, все такой же остался…»

Кто это?

Казалось, испугаться сильнее было невозможно, но у Гедеона получилось. Мгновение назад неконтролируемый инстинкт самосохранения диктовал только одно устремление – бежать. Сейчас же оператор замер в кресле, несмотря на повисшие дохлыми змеями ремни, которые наконец удалось расстегнуть. Он узнал голос, страшно знакомый, хрипло–перхающий. И Гедеон был готов поклясться, что в полутьме «лучника», в неверных тенях, на мгновение увидел бледное лицо, перечеркнутое кривым шрамом. Из‑за этой рваной, плохо зажившей метки командир «Медведя» казался гораздо старше своих двадцати девяти лет.

Казался…

Потому что он был мёртв, как и весь остальной экипаж броневика, кроме самого младшего – радиста Гедеона.

«Беги, трус, беги!»

И этот насмешливый голос молодой наводчик тоже помнил.

«Беги!$1 — повторил мехвод «Медведя». – «Кавалер ордена дважды труса!»

Что‑то сломалось в голове у юноши, как будто натянутая до предела струна порвалась с пронзительным стоном, рассекая разум на бритвенно–острые осколки.

— Я не могу! – завыл он, сжимая лицо в горячих ладонях, с такой силой, будто хотел выдавить липкий, омерзительный страх. Что угодно, только не думать о том, что он почувствует после, когда придет осознание того, что он не выдержал вторично, вновь предал все клятвы, долг и самое себя.

Острая, пронизывающая боль ударила по голове. Водитель танкоистребителя перебрался через свое кресло и отвешивал Гедеону увесистые оплеухи, одну за другой.

— Стреляй! Стреляй! – орал он, перекрикивая шум двигателя «Дракона» и неутихающего боя за броней.

Увидев, что юноша отчасти пришел в себя, водитель, измазанный сажей и газойлем, быстро, громко заговорил:

— Я буду сдавать назад, ты стреляй!

— Я не могу, — сказал Гедеон, тихо и невыразительно. Водитель даже не понял, что подергивание губ мальчишки означало речь. – Не могу…

«А ты попробуй$1 — прошептал над ухом бесплотный голос мертвеца.

Командир имперской ракетной батареи посмотрел в мутное грязно–серое небо, словно там можно было прочитать координаты вражеского орудия. Потом перевел взгляд на бронированное стекло в окне передвижного командного пункта. За окном угадывались очертания массивного гусеничного транспортера, одного из двух. Ракета была заправлена и готова к запуску, осталось лишь ввести координаты в инерциальную систему наведения.

Ракетчик вновь взглянул на карту и продолжил заниматься техническим шаманством, соотнося условное расположение соединений, примерную дальность стрельбы атомной пушки, траекторию пролета снаряда, а так же ещё тысячу и один фактор. Задача была бы не решаемой, если бы не старый геолог, наполовину немец, наполовину поляк, местный уроженец, которого чудом нашли в ополчении. Когда командир кратко описал предполагаемый вес пушки и возможную отдачу, старый мастер помусолил карандаш и указал три возможных позиции, где грунт позволял установку и стрельбу из такого «колоссальканон».

Три позиции. А ракет было только две, и одну из них уже нацеливали на иную цель.

Командир долго и тоскливо выругался. Без особой изобретательности, только чтобы выпустить пар. Как он радовался, когда получил назначение в ракетную батарею главного резерва Ставки… И с какой радостью поменялся бы сейчас местами с противотанкистами поля боя. Да, там можно было умереть, и умирали – в среднем на двадцатой минуте сражения. Но отвечали только за себя, орудие и расчет, и за просчеты расплачивались в худшем случае только собственной гибелью. Здесь цена ошибки измерялась совсем иными категориями.

— Пора решать, — хрипло проговорил инженер–химик, ответственный за топливо и заправку. Он плохо выглядел – красные глаза, бледно–жёлтое лицо и хронический кашель. Постоянное общение с высокотоксичными смесями «в поле» не располагало к крепкому здоровью.

— Пора решать. Потом ещё с кулачковыми механизмами намучаемся.

— Да, — эхом отозвался командир. – Пора. Хоть монету бросай…

— Да хоть монету.

— Выйди, — полуприказал, полупопросил командир. – Сейчас ещё раз все прикину, в тишине.