Андрей Лестер - Москва 2077. Медиум

Я помню те дни, когда все началось.

Мы жили в том же доме на Короленко, рядом с парком Сокольники, в котором живем и сейчас. Место было вроде неплохое, но неподалеку, за грязным леском, проходила набережная, транспортное кольцо, и ночью стоял такой гул от идущих по набережной автомобилей, что нельзя было открыть форточку, даже если задыхался от духоты.

И вдруг как-то утром гул прекратился. Даже при закрытых окнах он всегда ощущался, давил на стеклопакеты и на мозг. И тут его не стало. И я проснулся.

Осторожно, чтобы не разбудить Надю, я выбрался на кухню, открыл окно – за окном стояла потрясающая, небывалая тишина. Никто никуда не ехал. Автомобильного движения не было. Смертельно напуганный, я бросился в другую комнату, выскочил на балкон и увидел соседа, безуспешно пытающегося завести свой «фольксваген». Я увидел, что все машины в нашем дворе стоят неподвижно на своих местах. А через несколько минут началась всеобщая паника.

Не загружались компьютеры, отказала мобильная связь, прекратило работу телевидение.

Но страшнее всего было то, что случилось, когда я поднял Надю. Я растолкал ее и крикнул:

– Надя! Вставай! Надо уходить! Хрен знает что!.. Наверное, война!..

Надя потянулась и сделала попытку обнять меня за шею. Я отшатнулся.

– Ты что? Вставай!

– Что случилось, Ваня? – спросила она меня, спокойно и счастливо улыбаясь.

– Атака! Ни хрена не работает! Телевизор! Машины!..

– Ну так это же хорошо, что не работает телевизор и не ездят машины! Разве не так? – сказала Надя и сладко потянулась.

Надя перевернулась мгновенно. То есть изменилась, стала другой, такой же, каким стал мир за окном, тихим, неторопливым, теплым и полным радости. В течение нескольких часов перевернулись или, если угодно, изменились почти все. Во всяком случае, почти всё население Москвы в течение нескольких часов стало похожим на Надю. Но не я. Со мной ничего не случилось. Я остался тем же. Беспокойным мелким торговцем. Трусом.

Позже я обнаружил, что я такой не один. Нас стали называть дергаными. И в основном дерганые собрались в Секторе. Но опять-таки – не я.

Я остался с Надей и другими тихими.

Мы так никогда и не узнали, что случилось с Землей. Кто остановил войны, очистил реки и воздух? Кто уничтожил почти все современные технологии? Были ли это инопланетяне? Или это был Он, Тот, Которого ждали и боялись верующие всех возможных конфессий?

Вначале было страшно, но потом оказалось, что жизнь в новом мире вполне возможна. И даже более того – это в общем-то была прекрасная жизнь. Это был даже, скажем так, рай.

Но дерганые мечтали о «движняке». Еще бы! По какой-то причине Воздействие обошло их мозги, и они остались такими же жадными, завистливыми и подозрительными. А жадному, завистливому и подозрительному лучше повеситься, чем жить без движняка. В общем, они жили в Секторе, как в резервации, поклонялись мобильнику и мечтали распространить законы своей жизни на весь остальной изменившийся мир.

У них там сохранились все прелести: казино, гей-клубы, детская преступность и торговля людьми на органы. Конечно, при таких раскладах была большая нужда в полиции, охране, президенте и разнообразных чиновниках. Полиция, чиновники и бандиты составляли так называемый премиальный класс и жили, надо сказать, так себе, но все же получше других. А остальные барахтались как попало, в грязи и голоде. Зато – движняк!

Вот почему я решил стать рюкзачником. Очень удобно. Живешь в покое и безопасности, а стосковался по движняку – отправляешься с товарами в Сектор.

Короче, хорошо устроился.

Так, во всяком случае, я считал до вчерашнего дня, пока в моем чувстве всеобщей и непоколебимой безопасности Тихого мира не была проделана большая зияющая пробоина с рваными краями.

Мирно покачиваясь, я ехал в пустой электричке на Орехово-Зуево и смотрел в окно на безмятежный и абсолютно безопасный мир, в котором даже двухлетние дети могли гулять без присмотра по ночным улицам. И впервые за пять лет райские картины не рождали во мне ощущения безмятежности и покоя. В пробоину тянуло ледяным сквозняком тревоги и страха.

Я ничего не сказал Наде о жутких мордоворотах, которые допрашивали меня в подъезде Чагина. Не то чтобы я сомневался в ее стойкости. Тихие в этом плане могли дать большую фору любому жителю Сектора. Но я все-таки боялся, что это может разрушить ее картину мира. К тому же она была женщиной.

Не говоря уже о том, что я чувствовал свою вину перед ней. И я ее любил. Скажу вам по секрету, если вы не любили тихую, вы вообще ничего не знаете о женщинах, и мне вас даже где-то жаль.