Алексей Лукьянов - Ликвидация

— Всем стоять на месте. Вы мне абсолютно неинтересны, и я не собираюсь вас убивать, хотя, признаться, проще и спокойнее было бы перетравить вас здесь, как тараканов, — сказал поручик. — Мне нужна только моя вещь, и я ее заберу. Белка, я тебе говорил — тебя погубит жадность. Теперь ты понимаешь, что я прав, а ты — дурак? По глазам вижу, что ничего ты не понимаешь. Тем хуже для тебя. Отдай тритона, и, может быть, я тебя не убью. Ну?

Поручик слишком долго испытывал чувство превосходства над противником, поэтому немного расслабился и утратил контроль над ситуацией. Да бандиты и сами забыли о Сергуне, которого уложили в дальней комнате отдыхать после жестокого удара по затылку. Сергун очнулся и пытался понять, где он находится. Когда до него дошло, что братва его не бросила и привезла на малину, Сергун исполнился к ним искренней благодарности.

Он встал с широкой скамьи, на которую его уложили, и, покачиваясь, пошел посмотреть, что за шум снаружи. По пути он обнаружил початую бутылку вина и с огромным удовольствием всосал ее содержимое. Стало заметно легче.

И только после этого он увидел в приоткрытую дверь, что все его подельники стоят, безвольно опустив руки, а перед ними качает права поручик, дерзкий не по масти. Сергун оценил вес пустой бутылки, покачав ее на руке, и начал осторожно выходить из дома. Никто его не видел, все взгляды были прикованы к Белке, который доставал из кармана тритона.

— Медленнее, — говорил поручик Курбанхаджимамедов. Он наслаждался триумфом. Сейчас он снова ощутит в своей ладони холод и вибрацию, а потом заставит всех корчиться от удушья.

Тритон лег в подставленную ладонь. В воздухе что-то загудело.

— Эй, — окликнули поручика, и он резко обернулся — для того только, чтобы пустая бутылка от вина врезалась ему в лоб и он без сознания упал на доски рядом с Эвальдом.

Никто не обратил внимания на то, что упали на настил две бутылки вместо одной. Все были заняты тем, что пинали, топтали тело поручика ногами, втыкали в него ножи и заточки. Спустя пять минут обезображенный труп лежал рядом с Эвальдом, а бандиты стояли вокруг и тяжело дышали от усталости.

— Ну, Сергун, ты молодца, — похвалил старик Военко. — Я уж думал, совсем нам хана.

Вместо ответа Сергун громко рыгнул. Бандиты заржали.

— С меня причитается, — сказал Белка. — Ух, фартит мне в последнее время, просто страсть, как фартит. Пошли, накатим по соточке, чтоб расслабиться.

Все его горячо поддержали. Но тут вмешался Мерин. Он взял за шкирку дрожащего от страха Эвальда:

— Ванюрик, с этим-то что делать будем?

Белка, признаться, и забыл о заложнике.

— С этим? Эх, жаль, что не баба, там бы ясно было, что с ним делать. Пусть сначала расскажет, чего хотел. Разожмите кто-нибудь руку его благородию.

Двое бросились исполнять. Кулак поручика оказался крепко сжат и холоден, будто Курбанхаджимамедов, или как он там себя назвал, успел окоченеть.

— Ножом поддень!

— Так отрежу пальцы же.

— Че ты ссышь, будто никому раньше не резал.

— Тогда руку держи. Вот так.

Пальцы один за другим падали на настил. Показался хвост ящерицы, обагренный кровью, потом тело.

— Выдергивай! Есть!

— О, смотрите, а у Фомы глаза цвет поменяли.

— И правда!

Фома отбросил от себя тритона, тот как-то странно упал — тяжело, со стуком, будто гирю уронили.

— Чего, кусается? — засмеялся старик Военко.

Фома испуганно посмотрел на всех:

— Т-током ударило. Ей-богу, не вру. Слышь, Ванюрик, может, ну ее в пень, цацку эту.

— Тебя не спросили, — ответил Белка. — Ну что, барышня? Показывай, чего хотела.

Бандиты снова весело засмеялись удачной шутке.

Именно в этот момент с обрыва донеслось:

— Атас, облава!

1920 год. Конец Белки.

По дороге в Лигово Кремнев с Кошкиным опять начали спорить.

— У них Перетрусов, нельзя шмалять во все, что движется, — сказал Сергей Николаевич. — Вообще мне не нравятся все эти ваши силовые операции. Преступника надо брать, как это делал Скальберг — дома, из постельки.

— Я не могу дать уйти бандиту только потому, что мой агент окажется под ударом. В конце концов, Перетрусов не маленький, сам знал, на что идет. Я, между прочим, за чужими спинами не отсиживаюсь, если вы это имеете в виду.

— Я, Владимир Александрович, имею в виду, что вы в войнушку не наигрались, очевидно. Вам все пострелять охота. Уголовный сыск — пора бы уже и запомнить — в первую очередь работа головой, безо всякой стрельбы. Стрельба — это хаос, а хаос — это всегда непредвиденные обстоятельства. А должен быть порядок.