Арина Свобода - Заступник. Твари третьего круга

Ник потянул его за рукав.

— Ты что, засыпаешь?!

— Не дождетесь! Чего тебе еще? — сердито ответил Фолк, еле переставляя ноги.

— Я говорю, там, в Темном… очень страшно?

Фолк вспомнил серые унылые коробки, распростершиеся под низким свинцовым небом… Зимний поселок вдруг стал зыбким, будто подернулся колеблющейся дымкой. Вечный город протянул длинные руки улиц и переулков, готовясь принять в свои объятья очередную жертву. «Ты тут никто… Ты никому не нужен… Тебя ждет расплата… Чем дольше ты бегаешь от чудовищ, тем быстрее они за тобой приходят…»

— Фолли! — откуда-то издалека крикнул Ник. — Проснись!

Фолк хотел обернуться, посмотреть на братишку, но Город уже не выпускал его из цепких лап, качая вверх и вниз, как на качелях. Так когда-то в детстве его качал отец. Вверх-вниз. Вверх-вниз. Фолк смеялся, запрокидывал голову и представлял, что умеет летать. Вверх! И синее небо опрокидывается в лицо. Вниз! И он парит над целым миром, а сердце замирает от ужаса и восхищения. Это было давно. Когда они все были счастливы.

— Фолли, ничего не бойся… — крикнул ему отец голосом Ника. — Я люблю тебя!

Зимнее солнце, простреливая окно насквозь, солнечными зайчиками рисовало на стенах и потолке смешные желтые ромбы и треугольники. По комнате плыл уютный запах свежесваренного кофе. Лежать под легким мохнатым одеялом было тепло и уютно. И вставать совсем не хотелось, если бы не солнце. Фолк отвернулся от яркого света и сразу все вспомнил. Настырный ворон на кладбище. Они с Ником идут по улице. Таблетка закатывается в подворотню. Город зовет. Ник что-то кричит и…

Он дома!

Фолк уселся на диване, отбросив одеяло.

Быть такого не может! Он знал, уверен был, что ему никогда больше не проснуться.

Он победил Темный? Победил!

Фолк вышел на кухню, где мама, как всегда, лепила пироги.

— Проснулся? Пресветлый Лес, Фолли, как же ты нас напугал! — мама обтерла руки и притянула его к себе. — Хорошо хоть Ники был с тобой рядом. Ну зачем же ты так себя мучил? Не надо винить себя, сынок. Это был просто несчастный случай!

Она бы не так говорила, если б знала правду. Фолк отстранился.

— Где Ники?

— Второй день лежит с температурой. Наверное, промочил ноги на кладбище. Хочешь кофе?

Фолк бросился по скрипучей лестнице на чердак.

Ник, лежа в постели, — разгоревшиеся от жара щеки, обмотанное синим шарфом горло — играл с деревянными игрушками. На подушке валялся пухлый растрепанный том — его любимая история про Зоркого Рыцаря. Фолк присел на краешек кровати.

— Фолли! С пробуждением!

— Это ты? Ты вытащил меня из Темного?

Ник кивнул, заглядывая ему в глаза:

— Я знаю, ты же из-за меня с ним… Ты всегда меня спасаешь. Ты, как Зоркий Рыцарь.

Сердце сжалось от благодарности к братишке, но черная полынья на речке снова дохнула на Фолка морозом. Теперь всегда так будет, понял он, даже в самый жаркий летний день. Но Нику он об этом не расскажет. Пусть хоть для него он останется рыцарем. А другие не узнают.

Фолк потер переносицу:

— Отец знал? Он этого от тебя требовал? Такой помощи?

Ник прижался к его груди, крепко обхватил руками:

— Теперь у нас все будет по-другому, правда?

— Да… Ники, ты умеешь держать язык за зубами? Обещай, что никогда никому не расскажешь, что можешь победить Темный. Если кто-нибудь кроме меня узнает, то даже я не смогу тебя защитить. Понял?

— Угу! Давай бороться?

— Да я ж тебя в два счета…

Фолк позволил братишке пару раз одержать победу в шутливой драке. Потом уложил на обе лопатки, пригвоздив к подушке, и начал щекотать. Ник извивался, хохотал, пока не закашлялся. Фолк поднялся и заботливо поправил одеяло:

— Ладно, отдыхай.

— А можно…

— Чего тебе еще?

— А можно я буду твоим оруженосцем? Ведь у Зоркого Рыцаря есть Рорки, который всегда ему помогает. Можно я буду твоим Рорки?!

Сирень окружала беседку сплошной зелено-бело-фиолетовой стеной. Крупные бугристые кисти свешивались внутрь, наполняя воздух тяжелым сладким ароматом.

Ланка опустила голову, уткнулась взглядом в вырезанную на деревянном сиденье надпись: «Гайка сука усни навсегда!» Тщедушная гусеница, складываясь, как перочинный нож, ползла, старательно повторяя контуры чьего-то крика души. Мик сел рядом, прижался грудью к спине. Сквозь футболку Лана чувствовала, как часто колотится его сердце.

Мика зашептал, обдувая горячим дыханием застывшую шею:

— Лан, я… Мы сегодня…