Сергей Ким - Линия жизни

Всё-таки не слишком у меня получается спорить с девушками… Особенно с красивыми. Так что из концертного зала я выходил изрядно нагруженный дисками и плакатами с автографами, вручёнными мне по доброте душевной и помимо моей воли.

— А зачем, если есть ты? — деланно удивилась Лэнгли. — У тебя, можно сказать, талант к ведению домашнего хо…

Рыжая неожиданно осеклась, втянула носом воздух и окинула меня подозрительным взглядом.

— Где тебя, кстати, носило?

— На концерте я был.

— На концерте? На концерте, значит… — задумчиво протянула девушка, а затем неожиданно вцепилась в меня и начала трясти. — Ах, на концерте!.. Да от тебя за милю женскими духами несёт!!! А это что такое на футболке? Помада?! И на лице?!

— Запарила. Ну, по бабам я шлялся, по бабам…

Аска от возмущения аж пискнула.

— Я тут голодаю, а он с девками какими-то гуляет?! Вот сволочь! Я тебя сейчас…

— Ээээээ! Девушка! Руки, руки уберите. У меня, между прочим, внеслужебное время — хочу на концертах музыку слушаю, хочу — с поклонницами встречаюсь.

— Ах ты, кобель, — до жути ласково произнесла Лэнгли. — Поклонницы, значит. А ну, марш на кухню!

— Вооо!.. — скрутил я фигу и ловко увернулся от подзатыльника. — Маслом намажь и кушай на здоровье.

— Да я тебя!..

— Да ты себе! Бутербродов тех же могла бы сделать.

— У нас майонез кончился, — прохныкала рыжая. — И сыра нет! Я не могу без них нормальный бутерброд сделать!

— А в магазин сходить?

— Поздно уже!

— Парням из наружки бы сказала, чтобы в круглосуточный магазин сгоняли. Что ты как маленькая, ей-Богу…

— Я не знаю как с ними связаться!

— Они этажом ниже сидят обычно, — сообщил я. — Правда, теперь заглядывают пореже — привыкли уже к тому, что у меня музыка иногда слишком тревожная. И хватит уже возмущаться!

— Я не возмущаюсь, — продолжала кипятиться Лэнгли. — Я просто до глубины души потрясена твоим хамством!

— Чего дуешься? Ну, давай в следующий раз вместе на концерт сходим. Или просто погуляем — что там тебя больше раздражает в сегодняшних моих действиях?

— В сегодняшних твоих действиях меня больше всего раздражаешь ты!

— А, может, ты просто ревнуешь? — широко ухмыльнулся я.

— Чтобы я с тобой или тебя… — Аску перекосило. — Меня для этого надо слишком сильно бить по голове!

— До состояния невменяемости, ага. Спасибо, запомню на всякий случай.

— Это не руководство к действию!

— Лук и зелень нарежь, кстати.

— Сейчас! — по инерции рявкнула немка, но тут же осеклась и несколько растерянно уточнила. — То есть?

— То и есть. Есть будем, то есть. Знаешь, раздавать автографы — то ещё занятие по муторности… Режь зелень и лук, а я пока поставлю вариться лапшу и зажарку буду делать…

— Вот! Так бы сразу!..

Я сидел на жёсткой каменной скамье небольшого амфитеатра. Тёмный сводчатый потолок, нависающий сверху, был освещён ровным светом расположенных по его периметру пластин. В центре возвыщалась белокаменная статуя женщины, чьё лицо было скрыто семиглазой маской — три глаза слева, четыре справа, вписанные в перевёрнутый равнобедренный трегольник. Просторный ниспадающий до земли балахон, правая рука протянута к сидящим в зале. Левая держит замысловатое оружие — массивное листовидное лезвие. насаженное на древко, состоящее из двух закрученных спиралью пластин.

Вокруг меня сидели другие люди — мужчины и женщины. Разного возраста и внешности, одетые в свободные белые мантии с чёрной окантовкой.

— Её сиятельство — Первая Жрица! — провозгласил хрипловатый голос, идущий, казалось, сразу со всех сторон.

Высокие деревянные двери, украшенные затейливой резьбой, расположенные справа от центральной площадки амфитеатра, распахнулись.

На посыпанную чистым белым песком площадку ступила невысокая стройная девушка, тоже одетая в бело-чёрную мантию. С бледной кожей, красными глазами и короткими пепельно-серыми волосами. Девушка казалось молодой, но одновременно — не имеющей возраста вовсе.

Она прошла в центре, остановилась, повернувшись лицом к залу, и приложила сжатый кулак правой руки к груди.

Все сидящие в амфитеатре поднялись на ноги, включая меня, повторяя жест девушки.

— Да пребудет с нами милость Лилит, — негромко, но твёрдо произнесла Первая.

Остальные моментально подхватили и начали хором произносить давным-давно заученные слова:

Тебе, Владычица, я возношу свою молитву.

Я рождён, чтобы служить Тебе.