Владимир Поселягин - Двойной удар

Глядя, как на его побитом лице расплылась улыбка, показывая два свежевыбитых зуба, я кинул ему трофейный кинжал и, опершись плечом о косяк, стал с интересом следить за дальнейшим действом, одновременно подправляя своим кинжалом подросшие ногти на левой руке.

Кстати, когда я заговорил, разговоры и крики в соседних камерах стихли, и наступила полная тишина, похоже, все узники прислушивались к происходящему. Смерть тюремщиков так никто и не услышал.

Поигрывая кинжалом, Игорь направился к блатным. Те не особо испугались, но напряглись. Тот, в котором я определил старшего, упруго вскочил на ноги и вытащил из складок грязного халата узкий нож, не стилет — но похоже. Кучер напрягся, поэтому мне пришлось вмешаться, метнув один из метательных ножей. Блатной со стоном схватился за плечо и стал оседать, выронив нож. Когда его подручный попытался подхватить упавший клинок, я снова вмешался, метнув второй нож. Теперь второй стонал, держась за руку. Дальше уже смелее заработал Игорь. Он долго бил главаря кинжалом в грудь, пока не напоролся на кость, потом подхватил нож блатного и набросился на остальных, как маньяк. Если кто-то пытался кричать или мешать, то я моментально затыкал его, метнув нож в горло. У меня их было десять, осталось три.

Когда Игорь закончил, тяжело отдуваясь, я подошел к нему и, стараясь не запачкаться в крови шестерых убитых — остальных он не тронул, — велел собирать ножи:

— Уходим.

«Черт! — мысленно ругнулся я. — Как ни старался не запачкаться, все равно уделал балахон».

Теперь и я походил на маньяка. Хотя я и так маньяк.

Узники зашевелились, видя, что появился шанс для побега, но бежать не решились. Потому что, выведя Игоря из камеры, я запер дверь и повел кучера наверх.

Оставив его отмываться в одной из комнат, там было ведро и кувшин с водой, я подхватил бессознательного тюремщика под мышки и потащил в ту камеру, где посветлее. Судя по обстановке и крепкой мебели — это была допросная.

Быстро выглянув наружу, я осмотрелся. Пока все было тихо, хотя одна пара стражников прошла по двору, но направилась не к тюрьме, а вошла в главное здание с черного хода.

Вернувшись в допросную, я быстро привел тюремщика в чувство, раздробив ему кисть руки торцом крепкой лавки. Дальше уже шел допрос. Если он собирался кричать, я затыкал ему рот приготовленной тряпкой. А кричать он пытался часто. Особенно когда я размолотил ему вторую ступню. Теперь это был калека, но главное — информированный калека. О том, что в тюрьме есть бунтовщики из рабов, я не забыл, вот это и старался вызнать.

К сожалению, большую часть из них принародно четвертовали, но остались самые отъявленные, их собирались казнить на общей площади, когда в старую столицу прибудет хан. Праздник у людей будет — хлеб и зрелище. Уже и подготавливаться начали.

Добив тюремщика, я пробежал мимо камеры, где отмывшийся Игорь, продолжая дрожать от нервного перенапряжения, переодевался в чистый халат, найденный в одной из комнат, похожей на склад вещдоков.

— Через сто ударов сердца уходим. Будь готов.

— Хорошо, господин.

— Нужно было ответить: «усегда готов», — хмыкнул я и рванул обратно к камерам. Время утекало, как песок сквозь пальцы.

Спустившись вниз, я стал отсчитывать камеры. Нужная — с левой стороны от лестницы, нечетная.

— Пятая, — пробормотал я и загремел в скважине ключами. Как только дверь распахнулась, я на всякий случай отпрыгнул в сторону, и, как оказалось, не зря. Мимо плеча пролетела массивная железная цепь кандалов. В принципе ничего удивительного, сам бы так поступил, вот и среагировал.

— Кончай бузить. Свои, боярин Красновский. Великий Новгород. Кто идет со мной? — кратко, по-армейски, рубанул я.

В проеме двери показалась всклокоченная голова с грязными сальными волосами и застрявшей в них соломой. Рвань, в которую был облачен этот человек, даже на подтирку не годилась. А главное — вонь. Она чувствовалась даже в коридоре, но тут шибала особенно резко.

— Красновский? Имя старшего в роду? — последовал контрольный вопрос.

«Ни фига себе, сидят в жопе, а еще пытаются играть в игры».

— Михаил Ефремович, его сын Кузьма Михайлович был воеводой в Новгороде, пока не попал в плен. Доволен? У нас мало времени. Я вырезал стражу в тюрьме, но скоро могут хватиться.

— Нас семеро, двое не ходящих, — выходя в коридор на свет факела, ответил поседевший воин.

— Прорвемся, — отмахнулся я. — Давайте за мной в пыточную, там инструменты, нужно сбить с вас кандалы.