Олег Макаровский - Мир фантастики 2014. На войне как на войне

Мокей созвал ещё живых офицеров на военный совет в подвале магазина – на мешках с картошкой и мукой. Из ламп были керосинки. У стены рядком лежали собранные тела, а на груди Виссы сидел и сверкал глазами батальонный кот Трубач. Он всегда истреблял крыс и ни разу не пытался есть человечину или царапать тела. Тянуло кислым запахом консерванта.

Начштаба ощущал себя тореадором, который стоит перед раненым, умирающим зверем. И всё бы хорошо, да только в руках вилка, и до смерти быку ещё минут пять. И убегать он права не имеет.

– Пора воскрешать. Ещё день, и нас будет слишком мало. Раньше ночи подкрепление просто не дойдет.

Командир первой роты молча поднял руку. Партизан тоже согласился и тут же начал прикидывать, как всё провернуть.

– Воскрешать – это правильно, это мы организуем. Вот вытащим народ по первой к болотцу, там пригорки есть хорошие, добрые, трава не мятая, земля спокойная. Всё скоренько и пройдет. А другим делом… – Ермил торопливо стал загибать пальцы.

– Отставить. Какое болото? Мы половину живых угробим, пока до распадка донесём, – начштаба устал и говорил тихим голосом.

– Так что, здесь? Тут земля плохая. И вообще, – партизан хотел что-то объяснить, но наверху скрипнули дверные петли, и по лесенке начал спускаться замполит. Керосиновая лампа на столе давала мало света, только дыры в спине и левом боку были видны очень хорошо.

– Арефий, ты что надумал? – Мокей привстал и прошипел эти слова таким тоном, какой действует посильнее иных матюгов.

– Всё одно не жилец, – замполит повернулся к остальным и весело подмигнул. В глазах лихорадочный блеск, и лицо уже начинало худеть. – Сердце не задето, так что сутки нормы имею, своими мозгами думать буду.

– По-другому не мог? – Модест не упрекал его. Просто спрашивал.

– Там горячо, между прочим. Чичибаев с Хорсом тоже.

– Где вы только консервант пережигать умудряетесь? – первый фельдшер задал риторический вопрос.

Этот молодой человек всегда щеголял чисто выбритыми щеками, белозубой улыбкой и новой формой. И хоть приходилось ему идти практически в строю и работать с тёплыми трупами, за нагловатый форс его не любили.

– С такими темпами ещё две атаки – и колоться придется всем, – Арефий привалился к стене.

– Тогда немедленно. Будем попеременно раненых и консервированных работать, – Мокей повернулся к партизану. – Сколько людей можешь дать? В пределах часа.

– Годящих? Десятка три наскребём помаленьку: Елена Семёновна, Лукия Дмитриевна, Валерия Давыдовна, Клавдия Устиновна, – он перечислял бы и дальше, да только напоролся на взгляд начштаба и торопливо закончил: – У нас за это дело Ярина Семёновна отвечает.

– Действуй.

Тот бросился в лестнице.

Начштаба повернулся к первому фельдшеру. Медик услужливо поднял брови, дескать, чего изволите.

– Имей в виду, Водин, станешь от общего каравая отщипывать, и трибунала не будет.

– Так точно. Я сколько с вами вместе воюю? – улыбаясь чему-то своему, спросил в ответ фельдшер.

– Мало. Для таких вещей жизни мало.

Водин сделал вид, что не обиделся. Прошёл в центр подвала, достал из саквояжа – изрядно потёртого, много раз от пыли и глины чищенного, но всё-таки настоящего докторского саквояжа – коробку со шприцем. Начал раскладывать инструменты.

Мокей встретился взглядом с Арефием – чего здесь завтрашнему тухляку сидеть, там живые под огнём. Замполит отдал честь и ушёл. С ним поднялся наверх Захлебный, который теперь командовал второй ротой.

Редкие разрывы снарядов восьмидесяток, которыми «бурые» угощали от шоссе. Плохо слышные металлические щелчки – выстрелы ближайшего миномёта. Мокей попытался успокоиться и по рации выбить ещё хоть какие-то подкрепления.

Через какое-то время его отвлекла старуха. Бодрая женщина с прямой спиной, но сморщенным, как плохо вымешанное тесто, лицом и запавшими губами. В руках она держала немалый бутыль самогона, и было видно, что кожа на тыльной стороне ладоней вся в старческих пятнах.

– Шо, принимай, я тебе людей привела.

В подвале уже было с десяток селян. Только начштаба больше смотрел на женщину.

– Ярина Семёновна?

– Тошно так.

– Сколько лет?

– Дак тридшать третий пошел, – она будто смеялась над собой.

Мокей посуровел.

– Дети? Из-за них?

Она тоже перестала смеяться.

– Шиновья, блишнята. Воевать подалиш. Им шас по пятнадшать было бы. Я их, оболтушов, два раша вытягивала. Ранеными валялишь. Митька потом шгиб, его каратели повешили. И за шо? Гебитшу тутошнему чуделошь, будто он ш него военную мышль крадет. Ну какой ш Митьки мышляк?