Александр Козин - Кремль 2222. Край вечной войны (сборник)

Шэм как три люда высоты. Широкий-широкий. Первый раз глянешь: ну, вроде машина. Второй раз глянешь: как будто люд! Или не люд, а может нео… Или мехалюд? Стоит на двух ногах, и даже голова есть, только квадратная вся. И без шеи. Нео Его всего холстиной обмотать, всяко на Него повесить, на плечах Евонных ожерелье из черепов – красота! Грозность! Силища! Вокруг Шэма кругом земля потоптана и остры колья мне по пояс. В них калитка. Страшен Железный Бог, могуч. Люд мой как его увидать – так прямо столб-столбом, встать и не шевелить, только ротей раскрыть.

В лагере на Горе много нео, всякие дела делать. Лежать спать, жрать, рыгать, за самка гоняться, детенышей мутузить. Четырехглаз голова вертеть, глядеть во все стороны, бормотать. Нас подвести к большой плита. Тот плита из бетон. Бетон люд делать, нео не уметь. На плите стул-кресло, слыхал, такой зовется: трон. Вокруг четыре высоких нео, у каждого ружье.

А на троне сам наистаршой Большой Голова сидит. Гляжу вот я на него и дивуюсь: до чего уродлив наистаршой, просто несказанно. Такой во сне явится – не проснешься. Голова у Головы огромадная, как три моих. Не – как четыре! И в буграх вся. В бородавах непомерных. Хотя сам наистаршой невелик статью, мне по грудь будет.

А в руках у него ружье-автомат. Ох и вещь! Себе хочу такую, очень хочу.

Я на плиту залезть, Четырехглаза за собой втащить, под коленки его – шмяк! – он на колени упасть. Молчит.

– А чего четыре глаза у него? – пытает Большой Голова важно.

– А это, – говорю, – престаршой-наивеликий, у них бывает. Два глаза свои, а два приставные. Из стекла. Очки звутся. Какой люд плохо видит – тот очки на морде носит. Они ему помочь в зрячести.

– Любопытно! – говорит Большой Голова и манит рукой: – Подай-ка очки мне, дикарь.

Телохранники, которые у трона столбычат, на меня глазами зырк-зырк: стерегут. Я с морды люда очки сымать и с поклоном Большому Голове даю. Тот взял, покрутил, на нос себе нахлобучил. Глазищами хлоп-хлоп. Да вдруг как рассвиреп, как сорвет очки, об бетон – хрясь! И сверху ножищей – раздавил. Люд мой аж задрожал весь и сморщился.

– Что с глазами моими?! – реветь Голова. – Почему… ах, уже нормально!

Я тогда вздохнуть с полегчением – телохранники на меня уже ружья наставили, мыслили, я вред какой хозяину нанести решил. Но – попустили. А наистаршой говорит:

– Как тебя звать, дикарь? Кто таков, откуда куда идешь, зачем люда притащил?

– Как есть – Дрым я, – говорю. – К тебе на Гору, наистаршой, шел. Люда в дар тебе вел. Хотел к Богу прийти. Прослышал, что Он у вас тут есть.

– Ах! – говорит. – Слышал? Знаешь ли, кто такой Бог?

– А это самый наипрестаршой.

– Правда. Пребольшой Нео, который Всё Создал. Вишь его? Шэм звать.

И он показать в сторону Железного Бога. Я Его, конечно, видеть уже, но тут снова глядеть и головой качать.

– Ой-ой, страшный Бог какой! Вы откуда знать, что живой он есть, а не просто так стоит?

За это престаршой мне по голове кулаком – грух! Я с ног упал, так и брыкнул возле трона.

– Ты, – говорит, – Дрым – тупой нео. Дикарь дикий. У Бога глаза ночами, бывает, горят. И гудит он иногда внутри у себя. Еще сам услышишь, коли жив будешь.

– Всё понял, – говорю. – А почему Шэм?

– Не знаем, – говорит. – На все воля божия. У Него на голове сбоку так написано.

– Мудрый ты, наистаршой, – говорю. – Сразу ясно, отчего наистаршим стал. А что вы хотите с моим людом делать?

– А что? – говорит. – Сожрем, конечно.

– Просто так сожрете?

– Не просто так. На огне сначала пожарим.

– Это правильно, – говорю, – но я-то хотел люд еще в жертва Шэму дать, чтоб добрый к нео был.

– Что за жертва? – удивляется Большой Голова. – Не люблю чего не знаю!

Я по сторонам глянуть, мозги набрячь. Я, нео Дрым, умный… Наистаршой грозно так глядеть, и я тогда пытаю быстрее:

– А если кто из нео твоих хотит от тебя добра, он что делать?

Тут Большой Голова наморщил своим бугры, подумал-подумал и говорит:

– Подарки тот мне дарит. Мясо или еще что. Патроны к автомату.

– Правильно. Чтоб Железный Бог любил нео и защищал, надо ему подарки. Зовется: жертва.

– А-а-а! – взревел тут наистаршой, да по ляжкам себя рущичами ка-ак хлобыснет. – Это как если мут, мастер-зубастер, не хотим чтоб совался к нам на Гору – так мы крысопса ловим и на привязи возле норы его оставляем?

– Вроде того, – киваю, а сам в это время все на автомат гляжу, очень уж он мне люб. – Справная аналогия.

– Чего? – хмурится Большой. После он еще поразмыслил и пуще хмурится: – Не понять все же. Зубастер – то мут. Зверь. А Железный Бог – он Железный Бог. Шэм, одно слово. Нешто люда жрать станет? Да и нам тогда ничего не останется…