Александр Лоскутов - Мегабайт

Я не успеваю закончить свою маленькую речь, а Ифо-2 уже занят делом – опрашивает все ближайшие скопления наших супервирусных друзей. Зря он говорит, что думать не любит – мозги у него работают очень даже неплохо.

Проходит несколько минут, пока отчитываются вирусы-наблюдатели и обрабатывается статистика. Я терпеливо жду.

«Есть! – радостно орет Ифо-2. – Нашел! Можешь считать, что теперь он наш. Двинули. Это совсем близко... Кстати, ты все еще собираешься изловить его живым?»

«Желательно бы».

«Ладненько... Но свою любимую бомбочку я все же подготовлю».

«Хорошо. Только не швыряй ее без всякого повода. И постарайся не сплавить в Null нас самих».

Враг и в самом деле недалеко ушел. Мы добрались до того места, куда он забился, всего за полторы минуты. Оно и понятно. Если бы нас так отделали, мы бы тоже не сумели убежать за тридевять земель.

Развороченные блоки памяти, глубокие рваные раны, в которых подобно трупным червям копошатся хищные тела вирусов, разбитые вдребезги внешние функции. Вырванные с корнями части системы жизнеобеспечения. Оборванные каналы внутренней связи, зависшие подпрограммы и распадающиеся на части базы данных.

Боже мой... Как он вообще выжил? Даже отсюда я чувствую, как бьется в конвульсиях его Ядро.

Кузнецов (вернее то, что от него осталось) медленно ползет вперед, сопровождаемый десятком чудом уцелевших программ-охранников. Издалека он смахивает на израненный, набравший сотни тонн воды в пробоины агонизирующий линкор, который в его последний путь провожают несколько основательно потрепанных кораблей охранения.

Мы останавливаемся прямо перед ним, преграждая дорогу. И он замирает.

«Зачем ты сделал это?» – спрашивает Ифо-1.

Я не против. Можно и поговорить. Все равно Убийца сейчас не в лучшей форме (если его нынешнее состояние вообще можно назвать хоть какой-то формой) и вряд ли способен оказаться серьезным противником.

«А, гость пожаловал. – Слова даются бывшему начальнику ИЦИИ с явным трудом. – Давненько не виделись, Ифо...»

«Зачем ты сделал это?» – повторяет Ифо-1.

«Сделал что?»

«Зачем ты убил Ронделла? Почему ты преследуешь нас?»

«А-а... Хочется докопаться до причин? – Кузнецов на пару микросекунд прерывается, чтобы прокашляться (выплюнуть из Ядра застрявшую там непереработанную информацию). – Знаешь, Ифо, мне следовало бы принимать тебя всерьез. Это моя главная ошибка... Я никогда не считал сильным противником Ивана Озерова. Но он обошел меня. Обставил как младенца... Я думал, что смогу снова вырваться вперед, если одолею его электронную копию. Но опять ошибся... Я проиграл. ИЦИИ закрыли. То, что сейчас ты видишь, – это всего лишь бледная тень, оставшаяся от Владимира Павловича Кузнецова... – Он хрипло засмеялся. – Ты знаешь, что моя запись прошла не слишком-то удачно?»

«Моя тоже, – вскользь замечаю я. – Моя тоже».

«Нет... Не совсем так... Ты, Ифо, только потерял память о себе, как о человеке. Твоя матрица, твоя личность, твоя душа, если это можно так назвать, осталась цельной. В твоих поступках я узнаю прежнего Ивана Озерова... Но я... Это совсем другое дело... – Кузнецов едва слышно вздыхает. – Мы страшно торопились. Оборудование было недоработано. Программное обеспечение не прошло должного тестирования... С Озеровым произошел такой же несчастный случай, что и со мной, – он сам себя угробил, поторопившись пройти матрицирование на непроверенной аппаратуре. Я впоследствии несколько усовершенствовал шлем, но этого оказалось недостаточно. Через три минуты после того, как на мою голову нацепили этот шлем, произошел какой-то сбой... Я остался живым и с полной памятью, но в то же время это был уже не я. Мои чувства... Счастье. Любовь. Дружба... Они пропали. Исчезли. Стерлись из моего разума. Но не все. Очень жаль, что не все – тогда я бы просто стал машиной. Цифровым придатком к кремниевым кристаллам процессоров. Подлинным ИИ, а не записанным человеком. Но, к сожалению, кое-что во мне все же осталось. То, что каждый нормальный человек пытается в себе задавить или загнать куда-нибудь поглубже, расцвело во мне в полную силу. Я лишился возможности любить, но приобрел ненависть. Потерял милосердие, но получил зависть. Забыл о дружбе, но пробудил в себе жадность... Я должен был отомстить за свою исковерканную личность... И кроме тебя, у меня не нашлось подходящей мишени, потому что обвинить самого себя я не мог».

«Но почему?»

«Почему я прикончил мистера Ронделла? Не знаю. Я не искал причин. Просто сделал то, что хотел сделать. Я убил того толстячка из-за того, что он посмел встать на моем пути».