Владимир Ралдугин - Викториум

В поезде у меня не было возможности представиться генералу Радонежскому. Сообщить ему, кто я такой на самом деле. Теперь же стоило сделать это. Время шло, а держать нашего командующего в неведении и дальше было просто невежливо. Неизвестно, как он вообще отреагирует на то, что к нему приставили жандарма. Пускай и из Второй экспедиции, но все Третье отделение имело слишком дурную славу.

Главная трудность состояла в том, что кроме Радонежского и штабс-капитана Бойкова никто не должен знать обо мне. По-хорошему, и Бойкову-то не положено, но он все время находится при генерале. Не ловить же, в самом деле, Радонежского, когда тот до ветру отправится.

Вот только генерал ни разу с выезда из Джанкоя не оставался один. Кроме Бойкова рядом с ним ехали или Вергизов или капитан Муштаков. Когда же тех не оказывалось поблизости, Радонежский, как назло, норовил подъехать к головной повозке и завести разговор с Зариной.

Я старался не крутиться рядом с ним постоянно, чтобы не мозолить глаза. Это только усложняло задачу. И все же я улучил момент для разговора.

Генерал Радонежский послал застоявшегося коня в галоп. За ним тут же рванул Бойков. И я пришпорил своего скакуна. Только пыль из-под копыт.

Жеребец у генерала был отличный, не чета моему с бойковским. Однако Радонежский не желал отрываться от нас. Он придержал поводья. И вот мы поравнялись.

— Вы искали разговора со мной, — без обиняков начал Радонежский. — Что вы хотели сказать? Времени у нас мало, на экивоки его точно нет.

— Ясно, — сказал я. — Я — поручик Второй экспедиции Третьего отделения Собственной ЕИВ канцелярии. Направлен в вашу инспекционную поездку для составления рапорта о боевой машине «Святогор». По понятным причинам отправлен инкогнито.

— Причины более чем понятны, — кивнул генерал Радонежский. — Значит, решено окончательно зарыть «Святогора».

— Никак нет, — ответил я. — Рапорт мне приказано составить максимально честный. Отразить все достоинства и недостатки боевой машины «Святогор».

— А я уж грешным делом думал, наши флотоводцы надавили-таки на Александра Романовича. [4] Александр Романович Дрентельн — генерал от инфантерии. Начальник 3-го отделения Собственной ЕИВ канцелярии. Но он оказался таким же несгибаемым, как и всегда. У вас ведь там своя борьба идет. Лорис-Меликов прожекты государю отправляет. [5] В реальной истории все отделения Собственной ЕИВ канцелярии были упразднены по проекту графа Лорис-Меликова в 1880 году.

— Нам до столь высоких сфер далеко, — пожал плечами я. — Мы работаем, стараемся приносить пользу государю и Отечеству. И пока служим исправно — никакие прожекты графа Лорис-Меликова нам не страшны.

— Не впадайте в патетику, поручик, — раздался из-под маски глухой голос Бойкова. — Вы для этого слишком циничны.

— С чего вы записали меня в циники, капитан? [6] К подпоручикам, штабс-капитанам и подполковникам в Русской императорской армии было принято обращаться без приставки. — как-то натужно усмехнулся я.

— Вы слишком хорошо играете в карты.

И я не понял — шутит ли Бойков, или же говорит вполне серьезно. А переспрашивать не стал.

— Не сочтете за труд показать мне свой доклад относительно «Святогора» прежде чем отправлять его по инстанции? — поинтересовался у меня Радонежский.

— Конечно, — кивнул я. — Но ни единого слова в угоду вам я не изменю. Предупреждаю сразу.

— Безусловно. Быть может, вы и циник, молодой человек, но уж точно чинопочитанием излишним не страдаете.

Он развернул коня.

— Возвращаемся, чтобы лишних слухов не возникло.

Он пришпорил своего скакуна. Мы поспешили следом.

Однако на полпути Бойков сделал мне знак придержать коня. И сам поступил также.

— Вам не кажется, что за нами наблюдают? — спросил он у меня.

Линзы маски внимательно смотрели мне в лицо. От этого мне было не по себе. Очень хотелось отвести взгляд. Но я сдержался, стараясь смотреть через линзы ему в глаза. Правда, они были не теплее тех же самых линз.

Я прислушался к собственным ощущениям. Дурные предчувствия не отпускали меня с самого выезда из Джанкоя. Но в последние дни к ним добавилось что-то еще. Быть может, штабс-капитан был прав.

— Может быть, — не стал отрицать я. — Но это, — я потер пальцы левой руки друг о друга, — на уровне ощущений… Дурных предчувствий.

— У меня тоже, — кивнул Бойков. — Очень дурных предчувствий.

И я понял, что с этим штабс-капитаном у нас куда больше общего, чем показалось в первый момент.