Глеб Бобров: Украина в огне

Вообще вся система их взаимоотношений Деркулову была решительно непонятна. На своем бурном пути ему, правда, не доводилось находиться под следствием, и с непосредственной работой правоохранителей он был знаком постольку-поскольку, но, обладая более чем богатым жизненным опытом, уж систему иерархии, и не только военной, знал досконально. Здесь же все как-то сдвинулось наперекосяк.

С одной стороны, Разжогин беспрекословно делал стойку на любой жест Павла Андреевича и тут же с филигранной точностью сию команду — исполнял. Только что чаек не заваривал да за пивком не бегал — лакейской угодливости и намеком не просматривалось. В то же время он ни разу не обратился к старшему ни по званию, ни по фамилии или имени-отчеству, так, как это обычно принято в связке «начальник-подчиненный» в армии, да и где угодно.

Внешне разница ощущалась намного значительней. Нагубнов смотрел на мир несуетно и внимательно, подолгу задерживая заинтересованный взгляд светлых серых глаз. Он вообще весь светился спокойствием и открытостью. И без того почти лишенный растительности, выбритый до отлива дембельской бляхи, загорелый череп и такое же гладкое лицо — с прямыми, мощными и крупными чертами, русые негустые брови, наполовину разреженные сединой, да несколько мелких белесых шрамов как бы свидетельствовали о хозяине: «Нам скрывать нечего». Даже руки, сильные и большие, он почти всегда держал на виду. Единственно, что казалось неестественным, так это босяцкое положение сигареты «в кулачок» да хват стакана с чаем — чуть ли не сверху, всей лапой, пропуская ручку ложки сквозь указательный и средний палец.

Анатолий Сергеевич, ровно вдвое тоньше в кости и младше по возрасту, своим ростом догонял начальника. Темные, почти черные волосы на пробор примерного тимуровца, вечная синь на щеках, аккуратные, математически точно обрубленные со всех сторон и от этого невыразительные усы, стремительность в темном взгляде и движениях хорошо смазанной машины — все эти отличия разделяли их, наверное, сильнее, нежели служебное положение в своем ведомстве.

Деркулов же со своей двухнедельной щетиной на правильном, немного тяжеловатом лице, с короткой, зачесанной назад, не скрывавшей обильной изморози на каштановом фоне стрижкой, с квадратным, заземленным телосложением внешне заметно отличался от обоих.

Но было нечто, успевшее за эти несколько дней протянуться между задержанным и пожилым полковником. Некая связь, обусловленная, возможно, более близким возрастом, а скорее всего — единой для обоих, навечно выжженной в глубине глаз, незримой печатью «человека с прошлым».

— С чего начнем? — неторопливо раскладывая на столе десяток по-чертежному отточенных карандашей да хорошую пачку писчей бумаги, спросил полковник. — Ну, что молчишь, Деркулов, выбирай историю… У тебя их — с избытком, поди.

— Да мне как-то все равно, с какого места начинать. Спрашивайте…

— Вот видишь, Анатолий Сергеевич, на тебя вся надежда — командуй.

Разжогин, словно и не замиравший ни на секунду, тут же включился в работу:

— Тема номер один, проходящая по всем запросам, — «Сутоганская бойня». Поскольку задержанный дал предварительное согласие на освещение любого события, участником или свидетелем которого являлся, то предлагаю начать именно с нее.

Ответом стало общее молчаливое подтверждение.

Анатолий Сергеевич за несколько минут управился с традиционным, неоднократно озвученным инструктажем дачи официальных показаний, не ленясь, каждый раз полностью произнося священную мантру новообращенного в современные технологии адепта: «при материально-техническом обеспечении процесса дачи показаний с использованием средств акустической и визуальной фиксации следственной информации». После чего, ткнув куда-то в ноутбук, включил всю технику и, раздельно зачитав Деркулову «права и обязанности», окончательно разделался с вводной частью:

— Итак…

С самого детства, как и всякая «сова», я ненавижу, когда меня будят спозаранку. Тем паче вот так, по-собачьи, тряся за плечо. Да еще во время долгожданного провала в теплый, обволакивающий черный кисель без живых картинок, чужого надсадного кашля, придушенного шепота и обычной возни перед печкой. В придачу — вымучен да тело измочалено… И уж тем более — невыносимо, когда это делают подчиненные!

Вырываться из сонного варева все равно пришлось. Да и в пошагово включавшемся сознании вовсю ворочалась чуйка, а это такая подруга — свое возьмет. Наверняка знал — подниматься придется надолго и всерьез, не поспать уж сегодня…