– Лейтенант, мы отдавать ваш три парней тот месяц. Если вы есть забирать так много люди, дети перестать делать. Некому быть, – веско говорит Драгомир. – Ваш план, сказать сколько людей есть?
– План есть утверждать командующий округ. Каждый месяц делать, – недовольно щурится офицер. – Твой не помогать, мэр, да. Нет сознательность. Власть и армия ЮС – один вместе быть.
– Лейтенант, сказать мне, сколько люди мой план есть? – еще больше мрачнеет мэр.
– Мой сказать. Твой нет сознательность. Этот люди – план. Мой оставлять товар. Уходить. Ты хорошо работать. Следить порядок, – строго выговаривает лейтенант, наливаясь значительностью от своих слов.
Люди ропщут. Мальчишки плюют себе под ноги, демонстрируя солдатам и взрослым свою храбрость. Женщины тревожно переглядываются. Одна из них подбегает к безвольным телам. Берет за руки парня с разбитым лицом, что лежит рядом со мной. Пытается оттащить его в сторону.
– Мой сын. Не дать, – плача, выкрикивает она.
Офицер делает знак. Двое солдат отделяются от стены и хватают женщину. Отбрасывают ее в сторону. Подхватывают парня. Волокут его к выходу на поверхность. Женщина снова бросается на тело. Падает сверху. Исступленно обнимает.
– Не дать! Мой сын! Не пустить!
Толпа уже открыто ропщет. Офицер медленно отступает к выходу под защитой стволов. Солдаты разбирают оставшихся рекрутов. Двое пятятся спинами вперед, поводя перед собой парализаторами. Патрульный резко бьет женщину прикладом. Плач ее превращается в булькающий хрип. Обмякшее тело отталкивают в сторону.
– Уйти, животный, – глухо доносится из-под маски.
Кто-то из воинов не выдерживает. Арбалетный болт навылет прошибает горло солдата. Обливаясь кровью, тот валится на тело женщины.
Дальше все как в тумане. Плохо помню, потому что действовал так быстро, как никогда до этого.
«Боевой режим!»
«Выполняю!»
Щелчки парализаторов. Люди валятся на землю как подрубленные. Очередь в толпу. Брызги плоти на стенах. Залп из арбалетов, как дождь. Оглушенные, с перебитыми руками и ногами, солдаты образуют вопящую от боли кучу-малу. Я с хрустом суставов вскакиваю на ноги. Тяжело бью стреляющего в толпу человека в черном. Его тело летит навстречу набегающим пятнам лиц. Бурлящий людской поток поглощает его. Офицер подносит к губам коммуникатор. Открывает рот. Губы его, как замороженные черви. Медленно шевелятся над съехавшей маской. Стальная рука-бревно касается его живота. Переломившись от боли, с выпученными глазами, он катится под ноги пары солдат-истуканов. Те сосредоточенно бьют короткими очередями, выкашивая разбегающихся кричащих людей. Их товарищ бессильно скребет пальцами камень, пронзенный несколькими болтами, не в силах дотянуться до выпавшей из рук винтовки. В следующий миг я-торнадо обрушиваюсь на стрелков. Даже умирая, изломанные, как сухие ветви, они сжимают свое оружие. Я делаю три быстрых размашистых шага. Склоняюсь над хрипящим у стены офицером. Я выхожу из боевого режима.
«Рекомендации: необходим заложник. Сохранить жизнь офицера», – бубнит Триста двадцатый.
«Понял…»
Оставшиеся в живых кромсают ножами раненых солдат. Тут все – воины, женщины, дети. Через минуту никто в черной форме больше не похож на человека. Развороченные, исходящие кровью груды мяса. Я держу подобранную винтовку у головы стоящего на коленях офицера. Кровь из разбитого рта течет у него по подбородку. Пинком отбрасываю яростного мальчишку, что бросается с ножом на единственного оставшегося в живых.
– Этого надо оставить! Драгомир! Этого – оставить! Не трогать! Иначе деревню сожгут!
Драгомир сумрачно кивает. Заслоняет офицера собой. Двое воинов помогают ему. Кругом бедлам. Крики раненых. Плач женщин. Гортанные выкрики мужчин. От запаха крови меня мутит.
– Надо всем молчать, – сглатывая, говорю Драгомиру. – Подманить тех, кто в летающей машине. Потом – всех вместе – увезти. Сделать вид, что они попали в шторм. Понимаешь?
– Да, – он жестами подзывает несколько человек. Быстро раздает указания. Расставляет засаду. Люди осторожно собирают стонущих раненых. Уносят в темноту. Мальчишки волокут прочь трупы солдат. Через пару минут все стихает. Вопросительно смотрю на Драгомира. Все-таки он тут главный. Вдруг решит, что я распоряжаюсь не по праву. Он кивает мне: действуй, мол.
– Ты понимаешь меня? – я тычу стволом в ухо офицеру.
Тот кривится от боли. Мотает головой.
– Я понимать.
– Ты будешь делать, как я скажу. Тогда ты не умирать страшно. Понимать?
Читать дальше