Андрей Плеханов - День Дьявола

Можно подумать, что в те годы, когда женился мой папаня, испанские девушки набожного поведения рядами стояли в СССР вдоль дорог и размахивали флажками с надписями: «Casase conmigo, рог Dios!» [Женитесь на мне, ради Бога!]

Я думаю, что тогда мама и решила, что никуда не поедет, останется в России. Хотя все как один говорили ей, что надо уезжать из этой ужасной России, где, как они слышали, нечего есть и невероятная преступность. Ей обещали помочь устроиться здесь, в Испании. И я думаю, они не врали. Они хотели сделать ей добро. Они жаждали заполучить ее душу в свои руки.

Но мама умирала от желания вернуться скорее в свою родную ужасную Россию. Ее не радовало ничто - ни магазины, ни архитектура древних городов, ни мрачное мартовское море, ни даже подарки, которыми нас завалили.

Она вернулась домой и была совершенно права. Мои испанские католики свели бы ее в могилу так же быстро, как и отца.

Со мной они не справились. Со мной сам Дьявол не справился, куда уж там каким-то старым тетям и дядям.

А мне Испания понравилась. Я все-таки увидел настоящую Испанию, несмотря на бесконечные похороны и бесконечный дождь.

– Дорогой мальчик, - сказал мне однажды вечером дядя Энрико. Он сидел в кресле и держал меня за руку, кисть его была покрыта желтой пергаментной кожей в коричневых старческих пятнах. - Ты можешь приехать в Испанию. Можешь жить здесь, даже получить гражданство. Я помогу тебе в этом. Твой покойный двоюродный дед Освальдо Эскобар Гомес много сделал для этой страны. К тебе отнесутся благосклонно. Ты можешь написать в документах, что ты испанец и католик?

– Там и так написано, что я испанец и католик, дядя Энрико, - ответил я. Я боялся дышать, чтобы не спугнуть удачу. В тот момент я был готов быть евреем и мусульманином одновременно, лишь бы не сорвалось.

– Ты можешь жить в нашем доме, пока не определишься. Ты знаешь, мы с тетей Кларитой одиноки… Бог не дал нам детей.

Я качал головой, и благодарил, и говорил на ломаном испанском языке о том, что все в руке Божьей. Пожалуй, я даже не слишком лицемерил. Я вдруг резко ощутил свою испанскую половинку. В первый раз. И мне не хотелось терять ее снова.

Пожалуй, судьбу мою решил даже не дядя Энрико. Ее решил один из моих хрен-знает-скольки-юродных испанских братьев. Зовут его Эмилио.

Он старше меня всего лет на пять. Он был самым молодым из родни, присутствующей на похоронах, и, конечно, сразу мне понравился: Такой невысокий, на полголовы ниже меня, худощавый, черненький. В модерновом пиджачке - то ли от Армани, то ли из секондхэнд - понять трудно по причине помятости. Лицо красивое, типичное испанское. Интеллигентное лицо. Очки в тонкой металлической оправе. Иногда Эмилио носит контактные линзы, но обычно недолго - он теряет их или портит по пьянке.

Эмилио оказался своим в доску. Он вырос в другой стране, он ходил в другую школу и лепетал свои первые слова на другом языке. Но мне казалось, что мы выросли с ним на одной улице - настолько мы хорошо понимали друг друга. Я знаю много иностранцев. Да что там говорить, все люди, которые меня сейчас окружают - иностранцы по отношению ко мне. Но никогда я не встречал иностранца, который был бы так похож на меня самого, как Эмилио.

Вот что значит родная кровь. Хотя она и проявилась в несколько неожиданном для благопочтенного семейства Гомес варианте.

Эмилио выглядит вполне благопристойно. Иногда ему удается выглядеть даже респектабельно. И человеку со стороны трудно предположить, что прячется под этой хрупкой интеллигентной оболочкой.

Эмилио - loco. Или, как он предпочитает выражаться по-английски, crazy [сумасшедший].

Он - крейзи с точки зрения Гомесов. Но с моей точки зрения, это самый нормальный человек во всей Испании. У него есть только одна ненормальная черта - он любит «Doors». До умопомрачения.

Нет, конечно, «Doors» - группа неплохая. Я тоже ее ценю, в идеологическом плане - Джим Моррисон и все такое. Но, честно говоря, музыка у нее нудноватая. Крутые тексты - это, конечно, хорошо. Но я люблю, когда еще и мелодия есть, и драйв повеселее. Вот «Deep Purple» - это по мне. К тому же, сколько можно слушать один и тот же концерт? Мы прокрутили «Light my fire» [Зажги мой огонь], наверное, раз сто, пока колесили с Эмилио по Испании на его тачке. Но так во мне ничего и не зажглось.

Это был последний вечер моего первого двухнедельного визита в Испанию. Мыс Эмилио удрали ото всех, чтобы потрепаться и оттянуться на полную катушку. Мы завалились в бар «Кукарача». Бар был грязным и неприличным - вполне соответствовал своему названию. Даже на красном сукне бильярдного стола было огромное грязное пятно - то ли от виски, то ли от мочи, черт его разберет. Зато там было весело, в этом баре. Сидеть там было негде, и все стояли, дрыгались под грохочущий ритм-энд-блюз. Народу там было, как сельдей в бочке - хиппи, водители грузовиков, веселые девчонки со своими мачос, а также люди неопределенного пола и неопределенного занятия. Все эти люди знали друг друга, лакали вино и пиво, орали что-то друг другу, перекрикивая музыку, и хлопали друг друга по плечам. Слово «cabron» [козел] там было обычным обращением к любому человеку, даже незнакомому.