Василий Воронков - Лидия

— Вы так развлекаетесь?! — закричал я в потолок. — Кто вы вообще такие? Кто дал вам право?

Мне никто не ответил. Слепой лошадиный череп был неподвижен.

— Что здесь происходит? Зачем всё это нужно? Что вы от меня хотите?

Странный гул, доносившийся из вентиляционной решётки, затих — неизвестная машина отключилась, и надо мной вновь повисла тишина. Я подошёл к застывшей над комнатой лошадиной голове и посмотрел в её единственный слепой глаз.

— Я требую объяснений! — крикнул я. — Если я военнопленный… если я…

Внезапно я почувствовал слабость — так, что едва мог устоять на ногах.

— Пожалуйста, — вдруг сказал я, и голос мой задрожал; я готов был сорваться на плач. — Пожалуйста!

Мне никто не ответил.

— Пожалуйста! — продолжал молить я, едва сдерживая слёзы.

Я закрыл лицо руками.

— Хотя бы выключите этот свет! Я прошу вас! И дайте мне хоть один глоток воды! Я… я сделаю всё, что вы захотите…

Металлическая башка невозмутимо смотрела сквозь меня, словно меня и не было вовсе.

— Пожалуйста! — Меня била дрожь, слёзы стекали по моим щекам; лошадиный череп продолжал висеть над комнатой, не двигаясь. — Пожалуйста!

Но меня по-прежнему окружала глухая тишина.

Я сидел прямо посреди своей гулкой камеры, уже не чувствуя даже истошный холод, исходящий из пола. Свет вокруг стал таким нестерпимо ярким, что я думал только об одном…

Темнота.

Я пытался вспомнить беззвёздные ночи вдали от города, когда чёрные грозовые облака затягивали всё небо, свой первый полёт с инструктором, бесконечную темноту в иллюминаторе, бездну нейросети, но всё, что я видел — это свет, белый, безжизненный, проникающий повсюду.

Губы мои покрылись плотной коркой, мне было больно глотать, однако даже жажда мучала меня не так сильно, как слепящий свет, исходящий из стен.

Я пробормотал — слабым, дрожащим голосом, — неподвижно глядя в оглушающую белизну перед собой:

— Выключите свет. Пожалуйста… Я больше ни о чём не прошу. Просто дайте мне отдохнуть.

Под потолком раздался щелчок — как разряд статического электричества, — и я испуганно вздрогнул. Однако ничего не изменилось. Лошадиный череп всё так же висел над полом на вытянутом кронштейне, свет был всё таким же ярким.

— Выключите! Выключите! — Я кричал, срывая свои голосовые связки. — Хватит! Не нужно! Я…

Послышался ещё один раздражающий щелчок — где-то у потолка или даже в сверкающих голых стенах. Я встал и, покачиваясь, подошёл к двери.

— Хватит… — шёпотом повторил я и ударил по двери кулаком.

Я почувствовал тупую приглушённую боль, и кисть на несколько секунд онемела. Я ударил снова, сильнее, с размаха, изо всех оставшихся сил. На толстом листе металла остались едва заметные красные пятна. Пальцы с разодранной в кровь кожей тряслись.

— Пожалуйста, прекратите…

Мне едва хватило воздуха даже на эти слова, хотя из вентиляционной решётки била мощная струя, искусственный ветер, который я чувствовал спиной, стоя в другом конце комнаты. Я попытался вздохнуть — пустым, пропитанным хлором воздухом — и выкрикнул в потолок:

— Вы слышите меня?! Прекратите это! Выключите свет!

Где-то высоко вновь послышался ритмичный треск, который через секунду сменился громким металлическим лязгом. Я стоял, сощурив от яркого света глаза, и смотрел, как над моей головой образуется чёрная прямоугольная дыра. Непонятное отверстие в потолке медленно расширялось по краям, пока не стало квадратным. Потом лязг прекратился, и по камере разлилась невозмутимая тишина. Я смотрел в потолок, не зная, что мне делать, пока из отверстия не послышалось ровное электрическое жужжание.

В комнату начал плавно, как при замедленной съёмке, спускаться угловатый чёрный контейнер, покачиваясь и вздрагивая, как на волнах. Вскоре контейнер показался целиком — он висел на тонкой изогнутой трубе, напоминающей сломанную конечность.

Справа от меня раздалось знакомое шипение сервоприводов. Я обернулся, уже зная, что увижу. Ожившая металлическая башка глумливо смотрела на меня, поблёскивая красным глазом.

Контейнер продолжал трястись, и кривая труба, торчавшая из потолка, вздрагивала и покачивалась из стороны в сторону. Казалось, что вся эта конструкция может в любой момент обрушиться на металлический пол, однако контейнер чудом удерживал равновесие, медленно и неотвратимо приближаясь ко мне.

— Что это? — спросил я.

Но лошадиный череп молчал.

Наконец, контейнер, остановился, повиснув на своей вывернутой руке где-то в метре от пола. Надрывное электрическое жужжание замолкло, и контейнер шатко вздрогнул, спустившись опасным рывком ещё на несколько сантиметров и едва не слетев со своего хлипкого крепления.