Артем Мичурин - Полведра студёной крови[СИ]

— Не встречался! — отрезали из-за двери. — Здесь только я.

— Что ж… Тогда пойду своей дорогой. После того, как осмотрю дом.

— Зачем это? — поинтересовался голос, дрогнув.

— На всякий случай. Вдруг ты что-то подзабыл.

— Ничего я не подзабывал! Проваливай! У меня ружьё!

Ого! Да наш малый не промах. Целое ружьё!

— Не дури. Просто дай мне осмотреть твою берлогу, и распрощаемся.

Я помотал кулаком, давая Красавчику знак постучать в дверь, а сам отошёл за угол, к окну, и, сунув кинжал между брёвен, приподнялся, так что через мутное стекло мне стал виден глядящий на дверь негостеприимный хозяин с двустволкой в подрагивающих руках.

— Пошёл к чёрту! Пока башку не отстрелил!

Красавчик тихонько поднялся на крыльцо и дважды стукнул, прежде чем в досках над его головой образовалась продолговатая дыра.

АПБ сухо затрещал, послав три пули в правую кисть агрессивного отшельника и в ствольную коробку.

Пришедшее в негодность ружьё с грохотом упало на пол. Незадачливый отстреливатель бошек взвизгнул и согнулся, прижимая к груди изувеченную руку.

— Дьявол! — вытащил я из щеки осколок разлетевшегося вдребезги стекла. — Видишь, что ты натворил? Живо снимай засов! Иначе спалю к ебене матери!

Хозяин, скрючившись и поскуливая, поковылял отпирать дверь.

— К стене, — указал я стволом, войдя. — Красавчик, следи за ним. Дёрнится — оторви левую руку.

Хозяин — высоченный сухой мужик с нечёсаными сальными патлами и чёрной бородой едва не до пояса — забился в угол и вперился полубезумными воспалёнными глазами в неведомую ему тварь.

— Будь объективен, — добавил я, видя, как верхняя губа Красавчика поползла к мочке носа в предвкушении скорого пиршества, и перевёл взгляд на бородатого отшельника. — Где? — в грязной заваленной хламом избе трудно было ступить, чтобы не опрокинуть заросшую прогорклым жиром миску или не разворошить кучу вонючего тряпья, — Оглох? Я должен сам найти, да? Это такая весёлая игра? Красавчик, откуси ему…

— Не надо! — вскрикнул бородач, оставаясь при этом совершенно неподвижен. — Он в подполе.

— О! Засунул раненого бедолагу в сырой холодный подпол? Да ты настоящая душка.

— Люк там, — опасливо мотнул головой бородач, видя мои бесплодные попытки отыскать крышку под слоем мусора.

— Открывай. Ну!

Он, не сводя глаз со своего безмолвного стража, отполз на жопе в сторону, и только оказавшись на некотором отдалении от Красавчика, решился медленно-медленно встать, после чего поднял крышку. Из дыры в полу дыхнуло затхлой сыростью.

— Эй! Ткач! — позвал я, стоя поодаль. — Живой? — тишина. — Он живой у тебя? — проконсультировался я с хозяином постоялого подпола.

Тот опустил глаза и помотал головой.

— Что?! Ткач! — снова крикнул я в темноту.

— Он уже мёртвый был, когда его к берегу прибило, — виновато промямлил бородач и поднял здоровую руку, будто защищаясь.

— Веди. Давай, пошёл вниз!

Мой мрачный проводник взял с притолоки лучину и, запалив, стал спускаться по скрипучей лестнице. Свет крохотного огонька заплясал на блестящих влагой стенах, отразился от множества стоящих рядами склянок, и остановился возле высокой бочки, мерцая на поржавевших ободах.

— Тут он, — зловеще прогудел в каменном мешке голос бородача.

— Покажи.

— Да смотреть-то особо не на что… Ладно-ладно, как хочешь.

Он снял крышку, и, пошарив, вынул из бочки голову.

От лица, покрытого солью, мало что осталось — глаз нет, на месте носа дыра, губы висят лоскутами. Волосы? Вроде похожи, но не уверен.

— Льдом, должно быть, перетёрло, — любезно пояснил бородач.

— Вещи при нём какие были?

— Да какие ж при утопленнике вещи? Лохмотья только.

— Где они?

— Там, — кивнул он вверх. — На растопку оставил.

— Показывай.

Бородатый долго копался в своём приданном и, наконец, извлёк на свет божий выцветшее, когда-то чёрное, судя по всему, тряпьё.

— Во, — продемонстрировал он находку, мрачный, как блядь в исповедальни.

— Что? Это же… — перетряхнул я лохмотья. — Ряса?

— Я ж говорю, он уже мёртвый прибился, — клятвенно приложил бородач к сердцу здоровую руку. — Что б я святого человека… Да ни в жизнь! Грех такой, — но, видя плохо скрываемую радость на моём лице, воспрял духом и даже изобразил под спутанными волосами подобие улыбки. — Так вы это… не приятели с ним, что ли? Не? Уф. А я уж было подумал…

— Напугал ты меня, леший, — бросил я лохмотья обратно в кучу. — Не друг он мне, нет. Похоже, Андрюшу кузнечихинского тебе река принесла.