Мэтью Мэзер - Кибершторм

– Рано или поздно они уйдут, – добавила Сьюзи, повторяя мои мысли. – Придется. ООН и НАТО ни за что не позволят им остаться.

Мы спустились к заводи; я встал на камень и потянул за очередную леску. Она подалась с трудом, словно застряла, а затем потянула меня обратно.

– Эй! Похоже, мы поймали приличную рыбину!

В Шенандоа водятся сомы весом до двадцати-тридцати фунтов.

– Видишь? – Сьюзи улыбнулась. – Надежда есть всегда.

Я вытащил сома из воды, и он беспомощно затрепыхался перед нами – попав в ловушку, которую даже не мог себе представить. Я должен был подготовиться, не допустить, чтобы с моей семьей произошло такое.

Я заглянул в глаза рыбе, извивавшейся на леске, схватил ее за хвост и разбил ей голову о камень.

В свете полной луны лес оживал.

Я тихо и бесшумно крался между деревьями. В темноте шмыгали мелкие зверьки, зловеще ухала сова. Надо мной, за голыми ветвями, раскинулся ковер из звезд. Звезды не выглядели далекими; напротив, казалось, я смогу залезть на верхушку дерева и коснуться их рукой.

Ночь укрыла меня.

Я стал узнавать фазы луны. Я чувствовал их, даже когда спал в комнате, точно так же, как я чувствовал небо, изменение давления и перемену ветра – все это свидетельствовало о том, что скоро будет дождь. Лишь несколько недель назад мои чувства были притуплены – а теперь я начал меняться, стал ближе к природе.

Я превращался в животное.

Люди по природе своей склонны к насилию. Мы – главные хищники в пищевой цепи, каждый из нас живет только потому, что наши предки убивали и ели других животных, победили в борьбе за выживание.

Так поступали и мои предки-люди, и протолюди, и даже те, кто был до них. Каждое животное, от которого я произошел, выживало, убивая других, пока не убили его. Я был последним в непрерывной цепи миллионов убийц.

Поэтому не стоит удивляться тому, что люди склонны к насилию.

Технологию нельзя обратить вспять, а людей – можно, и когда современный мир утратил свой блеск, они изменялись с удивительной легкостью и скоростью. В нас всегда сидели звери, они просто удачно маскировались, попивая латте и разговаривая по мобильникам.

Днем мне приснилось, что я в ловушке – в грязном, завшивленном коридоре. Лорен парила надо мной в ванне, покрытой шапкой пены, – чистая, неприкасаемая. И как всегда, в моих снах был младенец – скользкий и холодный. Днем я спал, чтобы не так хотелось есть, но на закате, когда на небо выходила луна, голод и гнев возвращались.

Полная луна разбудила меня. Я чувствовал, как ее незримая сила тянет на улицу, и по моему загривку побежали мурашки. Она привела меня – с ножом в руке – к дому Бэйлоров. Я был готов резать и убивать.

Но там никого не оказалось.

Я пошел по лесной тропе к хижине, которую видел за деревьями во время наших походов к реке. Я приходил туда ночь за ночью, чтобы подготовиться к охоте. Впереди поблескивала крыша хижины, а я прятался в лесу и ждал.

В одном окне дрожал огонек свечи. В поле зрения появился человек – свеча осветила его лицо. Один из тех, кто был у Бэйлоров? Не поймешь… Он смотрел из окна прямо на меня, и я затаил дыхание. Впрочем, он не видел меня, не мог видеть.

Он с кем-то разговаривал. В доме был кто-то еще.

Днем, после пробуждения, я прошел мимо зеркала. На меня посмотрел другой человек – со впалыми щеками, с «ежиком» щетины на голове. Торчащие ребра, сморщенная, обвисшая кожа. Я смотрел на жертву концлагеря, и только глаза были моими, они глядели на меня в шоке.

Каждую ночь восходящая луна придавала мне сил, разжигая гнев, бурливший в душе.

Почему я должен сдаваться? Мой дед воевал на Второй мировой. Кто знает, какие ужасы ему пришлось пережить? Он никогда не рассказывал про войну, и я начинал понимать – почему.

Я сжал нож в руке – острый коготь, готовый убивать, – и провел языком по губам, почувствовал, какие острые у меня клыки. Я никому не сказал, что тот «ковбой», который меня подвез, обнял меня на прощание. В глазах парнишки сквозила печаль.

В жалости я не нуждался.

Я посмотрел на хижину, представил, как они спят, и заплакал.

Что я буду делать? Убью их?

Может, там дети? О чем я только думал?

Мой желудок болезненно сжался от голода. Я стал тихо отступать.

Да, я – зверь, но при этом еще и человек.

Я просто хотел спать.

– Точно остаешься? – спросила Лорен. Она хотела, чтобы я пошел с ней проверить ловушки на белок. – Люк идет.