Ник Кайм - Огнерожденный

Забыв о запретах, Евангелина бежала по часовне Священного Убежища.

Она неслась, словно преследуемая по пятам гончими Хаоса.

Поминальные свечи, медленно оплывая, озаряли девушке дорогу в одном из поперечных нефов, а статуи святых мучеников укоризненно смотрели на неё из теней в глубоких нишах. Пробегая по святому притвору, Евангелина пыталась собрать воедино собственные видения, но тихий стук её сандалий по холодному полу обители, звучавший в окружающем безмолвии громче взрывов зажигательных бомб, вносил сумбур в мысли.

Кровь.

Она видела её, лившуюся с небес алым дождем.

Все истекут кровью, обещали голоса. Черепа для трона…

Последние слова вызвали у Евангелины дурноту. Она ощутила запах машинного масла, почувствовала на языке привкус железа. В ушах прозвучал резкий лязг механизмов, хотя в обители по-прежнему стояла гробовая тишина.

В галерее Благочестия девушка отыскала отца Люмеона.

— Дитя моё, упаси Император, что с тобой случилось?

Запыхавшаяся Евангелина, худая до невозможности девушка в невзрачной светлой рясе, только ловила ртом воздух.

Отец Люмеон, весьма официально выглядевший в своем одеянии, выбрался из-за стола чёрного дерева, на котором лежали многочисленные пергаменты и инфопланшеты. Рядом находился механизированный помощник-лексиканий, записывавший нейропером рассуждения священника. До появления девушки тот трудился над опусом «Приведение местных народных верований к соответствию положениям Имперского Кредо» — непростая работа, которую с удовольствием отложил даже такой набожный человек, как отец Люмеон. Отогнав парочку привлеченных шумом кибернетических херувимов, спустившихся к ним на ангельских крыльях, священник подошел к Евангелине и мягко коснулся её щеки, заставляя поднять глаза.

— Успокойся, дитя…

Исступление Евангелины сменилось глубоким смятением.

— И объясни, в чем дело.

Сестра-госпитальер тряслась всем телом, глядя на него глазами, полными слёз. Ответа так и не последовало.

— Пойдем со мной, — отец Люмеон неторопливым шагом сопроводил девушку на вычурный балкон, с которого открывался вид на всю Гробницу IV.

Повсюду, куда ни обрати взор, возвышались храмы и кафедральные соборы, возносились к небесам колокольни с зубчатыми вершинами, толпы паломников шествовали по изукрашенным мостам над глубокими ущельями, а в воздухе порхали стайки херувимов. Армии праведных, адептов Экклезиархии и её наиболее ревностных защитников, населяли мир-святыню. Зрелище радовало душу отца Люмеона каждый раз, когда он выходил на балкон.

Сестра Евангелина явно не испытала подобного блаженства. Вновь разревевшись, она затряслась и отвернулась, показывая на небо.

Подняв голову, священник понял, что солнце Гробницы изменилось. Прежде желтое, оно покраснело, и под его багряными лучами бледные каменные стены соборов казались вырезанными из костей и измазанными кровью.

— Что ты видела? — отец Люмеон сжал плечи Евангелины, умышленно причиняя ей боль. — Объяснись, немедленно!

Их взгляды встретились. Взор девушки наполнял страх и предчувствие беды, глаза священника покраснели и пылали праведной яростью.

Что видела она в бездонной тьме? И отчего кровоточило небо?

Евангелина поведала всё.

Крепко сжимая руку девушки, чтобы та не отставала, отец Люмеон спешил по безмолвным коридорам бастиона-монастыря. На них с Евангелиной украдкой посматривали другие сестры-госпитальеры Ордена Внутренней Святости. Некоторые из них несли в руках поминальные свечи или дымящиеся кадила, испускавшие резкий аромат. Все сестры держали очи долу, но явно приходили в смятение при виде того, как одну из послушниц Ордена, пусть даже самого низкого чина, куда-то уводят с такой поспешностью. Отец Люмеон проносился мимо них, лишь изредка останавливаясь, чтобы активировать отпирающие устройства позолоченных взрывозащитных дверей и механизированных архиврат. За ними открывались хранилища артефактов и заполненные стазис-капсулами реликварии под чудно освещенными потолочными сводами, уставленные колоннами, украшенными изящной скульптурной работой. Всё это смазывалось в цветное пятно, на которое отец Люмеон не обращал никакого внимания.

Священник все время молчал, нахмурив брови с выражением человека, задавшего вопрос и получившего ответ, который совершенно не желал услышать. Скосив глаза на Евангелину, отец Люмеон заметил, что лицо девушки посерело, словно присыпанное пеплом.