Дмитрий Матяш - Изоляция

— Вали лысого, за телегой! — прокричали от казармы.

Один длинный ствол высунулся из проема дверей казармы. Я шмальнул туда еще до того, как кудрявый, чернобурый, усатый мужик по мне прицелился. Вскакиваю на ноги, добавляю еще. Пули дырявят дверь, со стены отваливаются куски штукатурки. Но, отчаянный, он и не думает сдаваться. Дождавшись короткого тайм-аута, тут же палит в меня. Наугад, особо не прицеливаясь. Дробь откусила от телеги пристойный кусок щепок в том месте, где я прятался.

Я бросил взгляд ко входу в бункер. Переместиться бы туда. Но лучше подождать, чтоб не прихватить с собой пригоршню дроби в задницу. Тем более Трофимов, затащив краснощекого вглубь коридора, ввязался с ним в драку. Но краснощекий из-за своих габаритов и деревенской закалки оказался нечувствителен к кулачным ударам, а потому старлею придется попотеть, чтобы завалить верзилу.

Улучив момент, я метнулся в противоположную от бункера сторону, к накрытому куском брезентины потемневшему стогу сена. Сухая трава особо дробь не задерживает, но выбора у меня не было: кудрявый как раз вытянул в дверной проем ствол. Пришлось принять позу эмбриона и выждать, пока рой дробинок после двух выстрелов не прочешет стог и с цокотом не разобьется о поросшую мхом плиту ангара. Затем выглянул на секунду. Как раз встретился с кудрявым взглядами. Выстрелил в ответ от бедра, почти не целясь.

— Аа-а-ать… сука… — из казармы. — Гниль, сука…

Выглядываю, став на колено. Попал, кажись. Ствол все еще торчит, но рука вымазана кровью, тяжелый сгусток потянулся с цевья.

— Киньте пушки — будете ж-жить! — крикнул Бакун, пустив короткую очередь по крышке колодца и не дав прячущемуся там молодому селянину поднять головы.

— А х*й тебе! — ответили из-за угла сарая.

Тик-так…

Два ствола оттуда бабахнули. Бакун, который особо и не прятался, двигаясь как разудалый морской пехотинец — на полусогнутых и приложившись щекой к прикладу «калаша», — дал очередью в ответ.

Следующий заряд из ружья вместо сержанта достал сразу двух собак, что рвались с привязи. Одну подбросило вверх, словно током ударило, другая свалилась замертво. Захлебный лай сменился жалким скулежом.

Бакун, решив не играться в морского пехотинца, воспользовался укрытием: переместился за горку кирпичей, предназначенных для достройки этого самого сарая, присел там.

В это же время усатый парень с прыщавым лицом, прятавшийся за колодцем, выстрелил в перебегающего двор Чирика. Промахнулся, но решил убедиться: высунулся над крышкой колодца больше необходимого, чтоб посмотреть — а вдруг хоть ранил?

«Критическая ошибка!» — мог бы выдать его процессор, если б он у него был.

Тут же бахнул одиночный из-за кирпичей. Бакун отправил. В одночасье с виска парня тяжелым бордовым фонтаном брызнула кровь.

— Васька! — со стороны дровни.

Я добавил по тому, что засел в казарме. В этот раз до упора. Пока в рожке не стало пусто. Сменил. Спасибо старлею, обеспечил запасом. Готов, охотник. Вывалился на порог целиком, ружье бросил, повис с крыльца головой вниз. Правда, их туда вбежало трое, где-то два голубка еще засели.

Из-за дров выбежал мужик. Одного взгляда хватило — отец застреленного Бакуном пацана. В очах столько непростительной боли, столько желания не верить в произошедшее. Лицо скосило от слепой ненависти. Стрелял из помповика как от нечистой силы отбивался — пять выстрелов и все куда ни попадя. Не целился, он этими выстрелами просто выпросил у нас возможность добраться к телу сына. Я держал его на прицеле, но стрелять не спешил. Не спешил и Бакун, хоть цель ему была видна так же четко, как квадрат на картине Малевича.

В коридоре бункера грянул ружейный выстрел.

Трофим?!!

— Трофим?! — кричу.

— Нормально, — донеслось оттуда, правда тяжело, с задышкой, неуверенно. — Все нормально.

Чирик с Бухтой тем временем сыграли в штурмовиков — каталовец высадил окно в казарме и, не подыскав ничего более подходящего, подставил спину в качестве ступени.

— Рафат, прикрой! — оглянулся Бухта на выбравшегося, наконец, из курятника, однополчанина. Он был весь в крови, на голове куриные перья, но кровь, скорее всего, была не его.

— Крою, — ответил он. — Давай.

У меня на глазах снимался настоящий боевик: «натуральный блондин» выпрыгнул на импровизированную ступень, сунул дуло автомата в выбитую оконницу. Загромыхал автомат у него в руках. Голова мечется туда-сюда, будто целится он в шмыгающих по полу мышей.