Дмитрий Матяш - Изоляция

— Понял. — Он прокрутил в голове все, что, видимо, знал и что относилось к этой затее с походом в Гавришовку и Жекиным планом мщения. — Понял, — повторил еще раз. Старлей не казался мне удивленным. Вроде как открылось, что Олька классно умеет готовить борщ. Коротко удовлетворительно кивнул, мол, хорошо, оценил. — Примерно так я и думал. Отличная работа.

— Это-то да. Что с гостями делать будем? — спрашиваю. — Окуляру придется перемещаться, о нем «доги» предупреждены. Да и на всех не хватит.

— Можно подумать, у нас есть варианты.

— А с этими что делать? — Я бросил нечаянный взгляд на краснощекого.

— Перестань, Салман. Хочешь еще поиграть в «сложите стволы»? Думаю, в этот раз не проканает. Они что, даром Куле стуканули?

В сущности вопросы, конечно, дурацкие. Если наша цель на сегодня — «дожье» логово, и пташку в небо поднять нужно до восемнадцати ноль-ноль, то другого варианта тут нет. Ни о каких переговорах и мирном решении вопроса с ребятами Кули даже речь не идет.

Почему-то вспомнился военнослужащий запаса — офицер штаба ВВС Пернат. Теперь уж точно никаких сомнений — он знал, от чего был золотой ключик. Обещал, что «доги» за него готовы будут патроны ящиками менять. Быть может, не такая уж и фантастика, если им объяснить от чего он и сказать, что второй ключ — в руках человека, готового совершить подвиг Гастелло?

И вот теперь картина маслом: к нам втихаря приближается «дожья» гвардия численностью человек двадцать. Знают, что пришли мы за чем-то архиважным. А может ли быть что-нибудь архиважное для тягача, что не заинтересовало бы «дога»? Нет, конечно. И уйти отряду, естественно, не позволят.

Трофимов оглянулся на Бакуна и одним коротким взглядом передал все. И объяснение, и приказ, и просьбу не умирать. Они были слишком близко к цели, чтобы от нее отказываться. Времени оставалось разве чтобы бежать, но эти люди охотнее примут смерть, чем решатся уйти. Даже, думается, Чирик.

Кучный бородатый мужик с широкой спиной, рыхлым лицом и громоздкими, неуклюжими пальцами перехватил этот взгляд. Он понял, что мы знаем о приближающейся группе поддержки и их, хозяев секретной локации, уже скинули со счетов. Он понял, что, если завяжется бой с группой Кули — а он завяжется по-любому — мы не сможем оставить у себя в тылу хоть кого-нибудь из тех, в ком сомневаемся. Жаль, что мы сомневаемся в тех людях, в которых я бы совсем не хотел стрелять. Но в этом случае они — неминуемый расход.

Тик-так, пошла стрелка на моем внутреннем секундомере.

Существует некое правило: умные умирают первыми. Мужик только открыл рот, чтобы предупредить своих, как Бакун выстрелил. Коротко протарахтел АК, пули прошили выпирающее над туго затянутым поясом брюхо. Мужик отлетел назад, раскинув руки и выронив обрез.

Бухта, среагировавший в тот же миг, шмальнул в другого, в красном растянутом до колен свитере. Но мужик сумел предвидеть эту атаку и отскочил за ржавый трактор. Пули прошили ему лишь руку повыше плеча.

Закричали из казармы женщины, их голоса доносились будто из-под земли. Заржали в стойле, забились по углам лошади. В лае зашлись собаки. Зашибись музычка.

Трофим кувыркнулся в сторону, когда краснощекий шарахнул в него из верхнего ствола своего «Байкала».

— С-сучары-ы-ы!!! — завопил кто-то.

Я бросился на воз, дно в котором было устелено сеном. По мне шмальнули, казалось, сразу трое. Деревянный борт с одной стороны разлетелся в щепки. Краем глаза я успел увидеть, как Трофим поймал «Байкал» краснощекого за ствол, предплечьем двинул тому по зубам. Выкрикнул что-то и Чирик, открыв по кому-то огонь из своего короткоствола. «Форт» у него небось такой же, как я отобрал у Шпыры. Попал меж лопаток тощему, длинновязому, развернувшемуся было в сторону открытых ворот.

Вой женщин усилился. Собаки рвались с цепей как бешеные. На земле лежали, раскинув широко руки, уже два трупа. Рафат подстрелил еще одного. Тем не менее тот, получивши пулю в плечо и шею, нырнул в курятник, вынудив пугливых птиц в ужасе покидать свой дом. Псевдоазиат без раздумий бросился вслед за ним. Что-то там загремело, как полка с посудой обвалилась, затарахтели пустые ведра, зазвучал отборный мат.

Свалившись с той стороны телеги, я даже не ощутил, как обожгло бок, — привык. Валерьич еще зашьет, когда узнает, ради чего я его предписания нарушил. Приземлившись в сухие коровьи лепешки, я включился в работу. К небольшому моему изумлению, мужики не вели себя как мишени в тире. Знать, точно готовились к такому раскладу: трое, отстреливаясь на ходу, метнулись к дверям в казарму, один за вырытый в углу базы колодец прыгнул, еще двое к дровнице у бетонной стены шмыгнули, оттуда разрядили в сторону Бакуна сразу два ствола. А вот седьмой — мой клиент — за «уазик» ржавый, пригорюнившийся у крыльца казармы, забежал. Мне, лежащему на земле, ничего не стоило стрельнуть ему по ногам. Из трех пуль в цель попала одна, но и того хватило. Взвыв, ополченец упал целиком, и тогда я отправил в него сразу десяток. Это был первый раз за последние три года, когда я не испытал облегчения, пришив противника.