Дженнифер Роберсон - Байки из дворца Джаббы Хатта-16 - Выйти из тени (История убийцы)

Таким образом, пора покинуть тень слухов, в которой мы, анцати, так часто обитаем.

Есть уровни страха, по которым нужно. выбирать жертв внутри дворца Джаббы. Чтобы нанести удар по хатту, я должен сначала нанести удар по другим, по тем, чье присутствие значимо или не очень, но тем не менее их исчезновение заставит ощутить раздражение, сомнение, гнев, внезапную тревогу за чью-то безопасность. Я знаю эти уровни страха, и я знаю, как использовать их. Сначала те, в Мое Айсли, об их смерти уже доложили, но Джабба не увидит в этом совпадения — пока его не убедят в обратном.

Следующий, виквай. Джабба обратит на него внимание. Но другие — нет. И когда умрет достаточное число мелких прислужников, пора приступать к истинному страху.

Теперь женщины. Танцовщица, девочка-тви'-лекка с головными хвостами. Она уже мертва, брошена как закуска голодному ранкору, но есть еще женщины. И я найду одну.

Она из тех, что многие, в том числе и Джабба, считают красивой: пышная, округлая плоть, многочисленные груди, сильные движения тела. Взмахи рук, колыхание груди, покачивание бедер. Но праздник закончен, и она останавливается. Женщина-аскайианка — они приносят многочисленное потомство за один раз — покидает зал аудиенций, чтобы найти отдых в остатке ночи, пока жестокие солнца Татуина снова не поднимутся высоко над головой.

Но отдыха ей не будет. И сна она не узнает.

В комнате прислуги, там, где она думает, что в безопасности, я нахожу свою цель.

Когда она выходит из зала аудиенции, гордый шаг превращается в утомленное шарканье, облегчение, оттого что она наконец может добраться до кровати. Она устала и потому неосторожна; она даже не думает об осторожности, ведь это дворец Джаббы, охраняемый всеми отбросами общества бесчисленных вселенных.

Я легко позволяю ей пройти мимо меня в прихожую, она жаждет отдыха и не знает, что я следую за ней, я подхожу сзади, шепчу ласковые слова на ее родном языке.

Она резко оборачивается, качнув многочисленными грудями. Сначала в ее глазах восторг; значит, она кого-то ждала? Но это я, не он, не она, не оно; восторг обращается в страх.

На ее языке я говорю, что она самая прекрасная женщина, которую я когдалибо видел; что я страстно желал ее, наблюдая из тени, из углов дворца Джаббы, желая, чтобы она хоть посмотрела в моем направлении. Но она не смотрела, и я обездолен, слаб и робок, и только сейчас во мне достаточно смелости, достаточно мужества, чтобы сделать шаг, признаться ей, унизить себя, чтобы она узнала правду, она должна знать, как это — быть со мной, мужчиной, который ищет и желает женщину, такую женщину, как она…

И она почти верит. Два алых пятна вспыхивают на сочных щеках. Ее плечи приподнимаются под моими руками. Ее губы приоткрываются, когда мои руки скользят от плеч к шее, от шеи, к подбородку, спрятанному под пышной плотью. И затем я охватываю ее череп объятием анцати и позволяю ей увидеть правду о том, кто я есть. Легенда воплотилась в жизнь.

Вскрик. Неимоверный парализующий страх, и я разворачиваю щупальца. Они разборчивы и возбуждаются медленнее, чем обычно; они привыкли к нектару высшего сорта, а с недавних пор им приходится довольствоваться нектаром существ, в которых нет смелости.

Но они поднимаются, выдвигаются. И женщина снова вскрикивает, в плену ужаса, моих рук и осознания.

… наслаждение/боль… боль / наслаждение…

Нет. Не в этот раз. Нужно терпение и контроль… удовольствие?.. Позже. Позже.

Только ласка, легчайшее прикосновение щупалец к ее ноздрям. Она дрожит в моих руках. Шаг. Появление. Голос, невыразительно-механический, требующий объяснить мое присутствие и мои намерения. Она снова вскрикивает и поворачивается. Я позволяю ему видеть себя, как позволил ей. Жаль, что после стольких веков я должен раскрыть правду, позволить постичь методы и средства, но это необходимо.

Я захотел оставить ее в живых. Моей целью было позволить ей увидеть меня, узнать меня, закричать от близкой опасности. Но теперь он тоже здесь, мужчина в броне и шлеме, который таюке служит дыхательной маской; его достаточно. Ее достаточно. Они оба могут рассказать историю ужаса.

Анцат из анцапш… вольный во дворг^е ^каббы.

Немыслимо долгое время я существовал лишь в воображении. Я фольклор. Миф. Легенда. Вымысел, ускользающий сон, называемый кошмаром. Все одно и то же, лишь под разными ярлыками… но правда еще жестче и гораздо страшнее.

Но перевернутая правда, искаженная правда может послужить цели. Она служила анцати бесчисленно долгое время, и служит мне. До сих пор служит.