Дарья Кузнецова - Абсолютное оружие

— Биологические образования искусственного происхождения? — желание шутить пропало и у меня. — Не нравится мне это.

— А мне так даже наоборот, — усмехнулся Ханс. — Давай, командуй своим бактериям отбой. Мне уже не терпится пообщаться поближе.

Я пожал плечами и, прижав ладони к стеклу, — так было проще сосредоточиться, — позвал симбиотов. Они откликнулись, и можно было наблюдать, как неестественная скованность постепенно уходит. С чувством глубокого эстетического удовлетворения я наблюдал, как мягко расслабляются тонкие кисти рук, поднимается в мерном спокойном дыхании высокая грудь, медленно и сонно запрокидывается назад голова на стройной изящной шее, и длинные волосы неестественно чёрного цвета от этого движения расползаются кляксой. А потом она вздрогнула и распахнула глаза — почти чёрные, характерные для носителя горячей крови, очень непривычные на женском лице.

Женщин горячей и холодной крови не бывает. В принципе, не существует в природе, даже в порядке исключения. В нейтральной боевой ветви их очень мало, примерно одна на десять мужчин, но они по крайней мере встречаются; а вот горячие и холодные — только мужского пола.

И здесь тоже дело в генетике. Наборы генов, характерных для всех рас, в «законсервированном» виде имеются в каждой игрек-хромосоме, а в икс — только признаки мирной ветви и нейтральной боевой. Причём природой предусмотрено так, что ребёнок берёт только один расовый признак доминирующим, они не смешиваются, и это всегда лотерея.

Мои родители, например, оба принадлежат к мирной ветви. Они, конечно, никогда не признаются, но я представляю, в каком ужасе они были, когда выяснили, кем их наградила природа. В таких ситуациях нередки отказы от детей; меня же не бросили, и искренне любили, несмотря на чудовищное количество проблем, доставленных в детстве и юности. Только в зрелом возрасте до меня, наконец, дошло, что с родителями так нельзя, и что они, как вся мирная ветвь, слишком хрупкие и чувствительные, и очень болезненно воспринимают многие вещи, которые я даже не замечаю.

И сейчас, разглядывая эти невозможные с точки зрения генетики глаза, я понял, что не зря рисковал рёбрами. Убей я это странное существо, и Ханс после вскрытия сжил бы меня со свету стенаниями о моей безответственности и тяжёлой потере для науки.

Когда носитель холодной крови боевой ветви начинает заниматься наукой, это большая удача для последней, но трагедия для всех окружающих.

Объект попытался дёрнуться, но из стат-геля при правильных настройках и луч лазера выбраться не сможет.

Я задумчиво усмехнулся своим мыслям.

— Ты пока просто поговори, а я остальные внешние показатели сниму, — обратился ко мне Ханс и закопался в приборы. Я кивнул и активировал звуковой ретранслятор на поверхности.

— Ну, здравствуй, что бы ты ни было такое, — проявил вежливость я, с интересом разглядывая объект и ожидая реакции.

Просыпаться от анабиоза было физически тяжело и неприятно. Импланты очнулись раньше, поэтому организм пробуждался даже быстрее, чем было запланировано программой, но это всё равно не радовало.

Я неподвижно лежала, сосредоточившись на онемении в конечностях и красно-жёлтых отсветах на крышке анабиозной камеры. Пляска тревожных огней раздражала и наводила на неприятные подозрения. И вот, наконец, сбросивший оковы искусственного сна разум осознал поступающую от компьютера статистическую информацию, и неприятные подозрения превратились в мрачную уверенность: всё плохо.

Вероятность восстановления целостности корабля в сложившейся ситуации наличными средствами стремилась к нулю. Вероятность восстановления двигателей вообще робко пыталась принять отрицательное значение. Оценка же внешней среды привела меня в ступор; если верить имеющимся данным, меня угораздило врезаться во что-то огромное явно искусственного происхождения.

Когда пальцы на руках приобрели необходимую чувствительность, я, убедившись, что снаружи пригодный для дыхания воздух, нормальная гравитация и температура, выбралась из саркофага. Разогревая мышцы, потянулась всем телом, параллельно оценивая ситуацию уже собственными средствами восприятия.

Что с кораблём всё плохо, было понятно и без заключений от контрольных систем (часть которых тоже вышла из строя). Переборки разрушены, корпус помят, повреждена панель управления, обзорный экран покрыт частой сеткой трещин. На всякий случай облачившись в лёгкий защитный скафандр, я двинулась на разведку. Надо было выяснить, что там снаружи.