Андрей Колганов - Обычная жизнь

Невысокий подтянутый человек лет сорока пяти в полувоенном костюме без знаков различия сделал короткую паузу, переводя дух.

"Тимофей Алексеевич Боковлев, бывший капитан медицинской службы, ныне командующий Центральной территориальной дивизией. Фактически признан Федеральным правительством, но в должности и в звании официально не утвержден. Тем не менее именует себя генералом", — вспомнил Мильченко.

"Так что же, братья? Будем терпеть все это, ожидая, что само образуется? Или будем надеяться, что главы военных клик вдруг образумятся? Хватит!" — он рубанул ладонью воздух. — "Десять лет ждали. Хватит!"

"Хва — а-атит!" — дружно подхватила толпа.

"Не крови мы хотим, не войны!" — громко взывал оратор. — "Одного мы лишь желаем — защитить таких же работников — землепашцев, как мы, тех, кто хочет жить с нами по нашей правде, от беззаконников, которые присвоили себе право на поборы и угнетение, которые захватывают да раздают пришлым неумехам землицу нашу родную. Сплотимся же, православные, и постоим за свою правду, за себя и за други своя!"

С митинга Сергей отправился в Новый храм, где ожидалась проповедь отца Афанасия. То, что он услышал там, его не удивило. После всего испытанного за последние дни он был уже готов к чемуто подобному.

Отец Афанасий был еще молодой, примерно тридцатилетний человек, стройный, высокий, с роскошной черной шевелюрой и бородой, с густым глубоким голосом.

"О милосердии я взываю", — начал он свою проповедь. — "Будь каждый милосерд к страждущим, к чадам господним, к заблудшим овцам из стада его. Просвети их! Огради их от соблазна и искуса!"

Голос отца Афанасия зазвучал громче и в нем зазвенел металл:

"Чада господни брошены ныне на растление безбожникам. Церкви в упадке. Семья в небрежении, разврат же процветает. Пост и молитва забыты.

Кто же сеет неверие, кто толкает к небрежению святой церковью? Чужаки пришлые, без роду без племени, да гордецы городские, что мнят себя умнее всех прочих. Одни мирские соблазны у них на уме. Спасение души отринуто, и взяли верх плотские страсти. Однако же без спасения души нет и плотского спасения, и кто погубит душу свою, тот сам погибнет, а кто встанет на путь истинной веры, обретет спасение".

Голос становился все крепче, и звучал уже не с драматическим надрывом, но грозно.

"Вкруг нас множатся страдания людские. И что же? Не помощь мы видим от сильных мира сего, а гонения. Люд православный, в ком не затухла божья искра, кто вспомнил о вере нашей, ждет участь первых мучеников христианских. Их не допускают прислониться к божьей церкви, не дают соединиться с общинами православных единоверцев".

Отец Афанасий перевел дух. Голос его зазвенел с новой силой.

"Что остается нам? Вспомним слова Христовы — "не мир я вам принес, но меч". Мы меча сами не поднимем. Но кто поднимает руку на братьев наших, пусть запомнит — каждый из нас готов стать клинком в деснице господней!

Чада мои возлюбленные! Коли позовет нас труба архангельская, встанем все, как один, под стягом брата Тимофея, и сокрушим безбожников!"

Несмотря на некоторую туманность рассуждений и "брата (или генерала) Тимофея", и отца Афанасия, Сергей догадывался, какова подоплека этих речей. Центральные начали потихоньку отщипывать кусочки территории, контролируемой другими, и стремятся соблазнить собственное население перспективой прихватить побольше плодородной земли да заиметь работничков. Заодно, для верности, под эту ползучую экспансию подводится религиозная подкладка.

Уже захвачены у Восточной территориальной дивизии соляные копи. Уже захвачен у Южного погранотряда участок у польской границы. Продолжается захват хуторов и деревень, лежащих вокруг территории Центральных. И чтобы закрепить эти захваты, сколачиваются отряды, пропитываемые религиозным фанатизмом, и накапливаются боеприпасы. Сергей почувствовал, как в области снова запахло войной.

В Зеленодольске Калашников провел две недели, натаскивая Настю перед экзаменами. Он был озабочен главным образом тем, чтобы загрузить ее как следует, чтобы девушка не слишком отвлекалась на собственные горести. Опасался он и возможных ее встреч с Николаем, которые вполне могли снова выбить Настю из колеи. Вопреки его опасениям, Настя дошла до экзаменов без происшествий. Да и сами экзамены она с грехом пополам сдала. Виктор вздохнул было с облегчением.

Но уже на следующий день, когда Настя в компании одноклассников решила отметить торжественное событие, нехорошие предчувствия Калашникова сбылись. В компании оказался Николай.