Виктор Точинов - Аутодафе

Метнулся в угол, разом позабыв про убитого монстра. Дверь — низенькая, неприметная, полураспахнутая и… не обозначенная на плане. За дверью — помещение, отличающееся от обыкновенной жилой комнаты разве что отсутствием окон и каких-либо мелочей, безделушек, обыкновенных там, где действительно живут. Безликая ширпотребовская мебель: стол, кушетка, три стула, двустворчатый шкаф. И детская кроватка, а в ней… Ребенок. На вид — самый обыкновенный человеческий ребенок. Полгода, не старше… Малыш плакал, разбуженный их стрельбой.

— Десять минут на эвакуацию всего ценного, — отрывисто приказал Беркут в микрофон.

Он не добавил, что через десять минут сработает механизм ликвидации объекта, — подчиненные и без того знали это из вводной информации, полученной перед операцией. Затянутые в камуфляж фигуры стремительно мелькали между машинами и главным корпусом. Голос кого-то невидимого громко отсчитывал: «Семь минут сорок секунд… Семь минут тридцать секунд…»

Рядом с Беркутом, не принимая участие в общей суете, стоял лишь Сапсан. Неловко держал завернутый в одеяло сверток. Сказал, перекрывая детский плач:

— Если бурильщики многого тут недосчитаются — землю ведь носом рыть будут, на три метра вглубь… Всю страну перевернут.

— Нечего считать будет, — ответил Беркут. — Тут у них система самоликвидации та ещё, в подвалах столько термита — ни камня, ни металла не останется, всё в один монолит сплавится…

На секунду задумался, стоит ли подкинуть подчиненному еще немного информации, которой полевому агенту знать не положено. И решил: стоит. Стремительно делавший карьеру суб-координатор Беркут имел достаточно поклонников среди оперативного состава — и Сапсан был из их числа. Даже псевдоним выбрал явно в подражание кумиру. Таких надо гладить по шерстке, считал Беркут, и внушать ощущение посвященности, сопричастности тайнам…

Он добавил доверительно, понизив голос:

— Дежурный на оперативном пульте столицы — наша креатура. Гипнограмму накладывали при помощи лучших технарей. Помудрит немного товарищ майор с аппаратурой — и получится, что полыхнуло почти сразу, через пару минут после атаки: дескать, напавшие ничего ни вывезти, ни даже понять не успели бы… Учти — информация закрытая, даже для своих.

— Понятно… — протянул Сапсан с ноткой восхищения. — После такой операции прямая дорога на повышение Координатора дадут, не меньше…

— Возможно, — сухо ответил Беркут. Он знал, что наград за совершенное сегодня ждать не приходится… Шумными силовыми акциями не выдвинешься: бегать и стрелять — большого ума не надо. Повышение наверняка ждет человека, без внешних эффектов провернувшего вторую закулисную операцию, которая создаст у двух-трех очень высоко сидящих людей убеждение, что за нападением на сверхсекретную лабораторию КГБ стоят люди Николая Анисимовича Щелокова — генерал-лейтенанта и министра внутренних дел СССР…

«Сейчас он скажет, что младенца надо уничтожить… — думал Семаго-младший. — И докажет мне как дважды два, что прав, что не имеет права рисковать сотнями и тысячами жизней ради того, чтобы жил один маленький человек, который даже и не поймет, что его убивают… Добрый дядя в белом халате сделает еще один укольчик, совсем не больно, как комарик укусит, — и всё…»

Но обер-инквизитор ничего такого не говорил. Продолжал терзать вопросами начальника Трех Китов, словно хотел, чтобы тот сам произнес роковые слова.

— Вы постоянно пеняете оперативникам филиалов и полевым агентам, — тяжело ронял слова Юзеф. — Дескать, материал чаще всего поступает в состоянии, исключающем полноценные глубокие исследования. Мол, доставьте нам не изуродованные останки, а живого тенятника, ликантропа, некровампира, уж мы тогда… Доставили. Провели аутодафе чуть ли не в белых перчатках… И что? Какой прок от всей вашей науки, сжирающей половину средств Конторы? Если вы не можете даже сказать, что перед вами… Или кто… Кто это, Илья? Кто?!

Он указал обличающим жестом на детскую кроватку — особую, со стенками из толстого пуленепробиваемого стекла, облепленную всевозможными приборами и оборудованную системой экстренной ликвидации. Обитатель кроватки отпрянул от резкого движения Юзефа, не устоял, шлепнулся на попку, сморщил личико, словно собирался расплакаться. Но передумал: с трудом вновь поднялся на ноги и продолжил крайне увлекательное занятие — пытался дотянуться до какого-то хитрого датчика…