Дмитрий Силлов - Кремль 2222. Шереметьево

– Ты б в стойку встал, что ли, – посоветовал сзади Никифор голосом, полным сочувствия. – А то как телок на заклание вышел, ей-богу…

– За телка ответишь? – не оборачиваясь буркнул я.

– Да я чо? Я ж как лучше, – вздохнул воин. – Эх, жаль мужика, пропадает ни за что…

Он еще что-то хотел сказать, но не успел.

– Раз-два-три! – неожиданно как из пулемета выпалил напарник Тараса.

Княжий телохранитель молнией рванулся вперед, одновременно занося над головой свое страшное оружие. Чтоб наверняка, одним ударом, от шеи до пояса развалить человека, на которого так ловко удалось повесить свою вину.

Между Тарасом и мной было метра три, не больше. Один рывок, один удар – много ли для этого надо? Ровно секунда, не более. Но и за столь короткий отрезок времени можно сделать очень многое. Например, резко, без замаха распрямить обе руки, швырнув свой меч в искаженное яростью лицо нападающего.

Силы в моем броске было немного, скорости – тоже. И бросок мой – не особо большая проблема для тренированного воина, чуть ли не с рождения обучающегося воинскому искусству. И правило для подобных случаев простое. Видишь клинок, летящий тебе в лицо, отбей его, а после заруби хозяина клинка.

Что Тарас и сделал. Правда, вместо того, чтобы опустить свой меч на мою макушку, пришлось ему отбивать мой меч, летящий ему прямо в перекошенную яростью физиономию. При этом я успел заметить презрительную ухмылку, еще больше изуродовавшую лицо княжьего телохранителя. Мол, дурак пришлый, как есть дурак. А теперь еще и дурак безоружный. Подумаешь, большое дело отмахнуть плоскостью клинка летящий меч, а следующим движением…

Однако следующего движения не получилось. Вернее, оно получилось, но только не у Тараса, занятого отбиванием брошенного меча.

Я нанес удар с места, вложив в него всю силу, на которую был способен. Будто мечом рубанул, но только снизу вверх, словно хотел разрубить противника от паха до его омерзительной ухмылки. И рубил я ногой, обутой в тяжелый «берц». Не бил, а именно рубил, с выдохом, на вылет, на вынос всего, чему положено быть у мужика между ног, как рубят тех, у кого нет ни чести, ни совести, кто не достоин носить гордое звание мужчины…

Читал я как-то в своем мире пространную статью о неэффективности ударов в пах. Автор распинался, уверенный в своей правоте, сыпал аргументами, способными сбить с толку того, кто ни разу не дрался на улице. На что могу сказать лишь одно. Автор той статьи – счастливый человек. Ему просто никогда со всей дури не били по колоколам. Иначе бы он писал совершенно другую статью. Или не писал вовсе – бывает, что после такого удара люди просто умирают от болевого шока.

Но княжий телохранитель оказался крепким малым. Не умер. Только вскрикнул хрипло, выронил меч и резко согнулся вперед, словно решил отвесить мне поясной поклон.

Ну, мы люди не гордые, в поклонах не нуждаемся. Шагнул я влево диагональным шагом, принял на сгиб правой руки Тарасову голову с выпученными глазами, сжал ее, обхватив ладонью затылок – и резко крутанулся против часовой стрелки, одновременно уходя в глубокий присед.

Несмотря на габариты телохранителя, прием сработал безотказно. При этом положении руки напряженный бицепс давит либо на горло, либо на болевую точку, расположенную под носом. Не захочешь, а по-любому рефлекторно пойдешь вслед за болью, чтобы хоть как-то уменьшить давление…

Я же, продолжив движение, засунул голову Тараса под свою согнутую левую ногу, подхватил его безвольную правую руку – и резким движением сломал ее в локтевом суставе о свое бедро. Потому что не нужны руки тем, кто ими пакостит.

– Т-ты!!!

Из толпы рванулся ко мне второй телохранитель, на ходу выдергивая меч из ножен. Но есть на свете кое-что побыстрее меча. Выхватив из-за пазухи стонущего Тараса ТТ, я выстрелил так, чтобы не задеть кого-то случайно – в занесенную для удара руку, сжимающую меч…

Попал удачно, в запястье. Меч в одну сторону, кровь с осколками кости – в другую. Мощный «тэтэшный» патрон «трехлинеечного» калибра на небольшом расстоянии штука страшная. Правда, патронов в магазине маловато, в этом отношении «Ярыгин» приятнее более чем вдвое. Впрочем, выбирать не приходится, поработаем тем, что есть.

Переложив пистолет в левую руку, правой я достал из ножен «Бритву», сияющую зловещим мертвенно-лунным светом. И спросил ровным, даже, как мне показалось, немного скучным голосом:

– Кто следующий?

Непростое дело вещать безэмоционально, когда внутри тебя клокочет жуткий коктейль из адреналина и ярости, готовый разнести все, что есть в тебе человеческого, и выплеснуться наружу очередным приступом боевого безумия. Но сейчас его надо, очень надо сдерживать, иначе можно натворить нехороших дел, о которых потом будешь сильно жалеть. И побочный эффект этого волевого блока – скучный, ровный, серый голос, от которого людям порой становится жутко, гораздо более жутко, чем если бы я рычал на них диким зверем.