Дэвид Эннендейл - Проклятье Пифоса (ЛП)

Работа системы поглощала много энергии. Ее использование было задачей не из легких. Конференции, проходившие с помощью литокаста, всегда были делом большой важности. В прошлом их инициатором зачастую выступал сам Феррус Манус.

« В прошлом , — Аттик прогнал эту мысль, ибо за ней таилась другая, худшая, та, с которой он отказывался смириться: — Больше никогда ».

— Что показывает ауспик-сканирование? — спросил Кхалиб.

— Ничего необычного. Ожидаемо неустойчивое поведение в такой близости от Мальстрима, которое лишь усугубилось с тех пор, как мы вошли в систему Пандоракс. Сам же источник помех мы определить не в состоянии.

— Но в состоянии кто-то другой , — предположил Сабин.

Аттик кивнул.

— Госпожа нашего астропатического хора полагает, что может отыскать его.

Сабин хмыкнул.

— Не твой навигатор?

— Согласен, звучит странно. Но нет. Хотя навигатор Страссны и помогает госпоже Эрефрен перевести то, что она читает в эмпиреях, в реальные координаты.

— Что она ощущает? — спросил Плиен. Только с третьей попытки Аттику удалось разобрать его слова.

— Она говорит, ее восприятие обрело ясность и зоркость, невиданные прежде.

— Странно , — ответил Плиен. — А моим хорам все сложнее транскрибировать твои послания.

Два других капитана согласно кивнули.

— По-видимому, это еще один аспект феномена, — произнес Аттик. — Чем отчетливее хоры принимают послания, тем сложнее им их отправлять.

Кхалиб сказал нечто, затерявшееся в скрежещущем вое помех. Когда связь на миг улучшилась, Аттик услышал сказанное.

— К чему же это ведет, брат? К тотальному восприятию и абсолютному безмолвию?

— Откуда мне знать? Возможно.

— Ты уверен в разумности своих действий?

— Уверен ли я в конечном результате этой авантюры? Нет, конечно. Уверен ли я в ее необходимости? Безусловно, — Аттик на секунду остановился. — Братья, наши реалии суровы, и нам следует принять такую же безжалостную правду. Мы не можем вести эту войну обычным способом, и не можем достичь Терры, — Аттик не стал добавлять того, что остальные и так понимали — они бы не отправились на Терру, даже если бы могли. Они бы вернулись разгромленным легионом, который ждало расформирование и забвение. Они и так вытерпели слишком много унижений. И у них не было желания по собственной воле подвергаться последнему из них. — Мы решили, — продолжил капитан, — сражаться с врагами, используя все доступные средства. У нас нет флота. Но у нас остались корабли, а этот район как нельзя лучше подходит для хищников-одиночек. Осталось лишь выследить добычу.

— Думаешь, ты нашел способ? — спросил Плиен.

— Я вижу возможность получить много полезных сведений.

Сабина не убедили его слова.

— Это только предположение.

— Но я считаю, его стоит проверить.

Все три призрака рассыпались в сверкающей фантасмагории. Звук превратился в стонущий электронный ветер. На мгновение Аттик увидел в буре фигуру, возникающую из статики. По ушам как будто заскреб новый голос, нашептывая слоги одновременно отчетливые и неразборчивые. Он попытался вслушаться, но буря так же внезапно стихла, и перед ним опять оказались его братья.

- … ты понимаешь? — говорил Сабин. Когда Аттик попросил его повторить, он сказал: — я спрашивал, понимаешь ли ты, что значит потеря одного корабля для легиона.

— Конечно, понимаю. Как понимаю и то, что нам жизненно важно получить любое тактическое преимущество.

— Нет смысла препираться, — встрял Кхалиб. — Капитан Аттик прав насчет реалий, с которыми мы столкнулись. Кто бы что ни считал насчет разумности его стратегии, решать ему. Согласно нашим званиям и как то диктует необходимость, каждый из нас будет вести свою войну.

Наступила пауза. Это было молчание без статики. Аттик ощутил, как ему на плечи опустился новый груз и понял, что схожее чувство испытывали и его братья. Это была не ответственность командования. Это было нечто вроде изоляции, но куда более сильное, куда более глубокое. Это была утрата. Железные Руки продолжали бороться, но Х легион уже умер. Коллективное тело, частью которого Аттик был на протяжении веков, расчленили. Аттик отказывался верить в гибель Ферруса Мануса. Столь чудовищной невозможности попросту не могло быть, ни в одной Вселенной, неважно сколь безумной. Разве мог ветер согнуть метал? Нет? Тогда и Манус не мертв. Некоторая правда была настолько простой. Она должна таковой быть, если такое понятие как правда существует вообще.