Андрей Акулов - Панголин. Запретная книга(СИ)

Грэм боялся встречи с настоятелем и в то же время желал увидеться с ним. К тому же гнетущее чувство тревоги не покидало его ни на минуту. Иногда он думал о том, чтобы уйти в далекие леса и не возвращаться больше к людям, и каждый раз отгонял эту мысль.

Ночью панголин почти не спал и к полудню на второй день пути вдали показались ворота и ровная цепочка городской стены с высокими бойницами по всему периметру – Подгор. Возле главных ворот кипела своя особая маленькая жизнь, в миниатюре копируя городской уклад. Она развивалась по тем же законам, только разница между богатством и бедностью здесь была куда меньше, чем за стеной. По сути, нищий – он везде нищий, а богач тут – бедняк в городе.

Основная масса городского населения колебалась от нищеты до бедноты, существуя на мизерные заработки на полях и рудниках. Остальную, меньшую часть составляли более-менее обеспеченные торговцы, мастеровые и солдаты. Служители Церкви стояли особняком. Нужда их не трогала, но и в роскоши они не купались. Монахи жили на обязательные пожертвования горожан и оплату обрядов. Но были в городе и очень богатые люди – главы монастырей и их многочисленные родственники, занимающие различные места в церковной иерархии.

Грэм притаился в зарослях на краю леса и вытоптанной конями лужайки у постоялого двора. Тут пахло мочой и конским навозом. Надо немного подождать: к вечеру каждый, кто по каким-то нуждам покидал город, поспешит укрыться за каменными стенами.

Вдоль дороги в два ряда расселись попрошайки. Все как один серо-земельного цвета, с одинаковыми безразлично-жалостливыми лицами и белыми, прозрачными руками. Придорожный трактир гудел как встревоженный улей. Небольшой рынок пытался оспорить с ним звуковое первенство, но явно проигрывал житаре и компании в кабаке. Все это связывали в единую сеть невидимыми нитками бесцельно шатающиеся от одной группы к другой оборванцы.

Не в силах больше прятаться, Грэм вынырнул из своего наблюдательного пункта в кустах и смешался с серостью приворотной нищеты. Никто не заметил появления еще одного бродяги. Курсируя от одной компании до другой, он не сводил глаз со стражников у ворот.

Солдаты устало подпирали стальными спинами поросшие мхом стены. Их красные лица чаще смотрели в сторону трактира, чем на шныряющих туда-сюда прохожих. Несмотря на это, панголин не рисковал, выжидая подходящий момент.

В компаниях обычно жаловались, высказывали умные, политические и религиозные мысли, а один раз он слышал даже угрозу в сторону кузнеца. Но глядя на распаленного мужчину, можно было сделать вывод, что он либо пьян, либо не в себе.

Слова, доносящиеся со стороны трактира, выделялись наибольшей остротой и богатством выражений местного разговорного наречия. Рынок пел десятками голосов, уверовав, что от громкости зависит спрос на товар. Попрошайки нараспев голосили, подражая церковному пению и кланялись каждому прохожему, пытаясь зацепить глазами его чувство милосердия. Они окружали их священными символами, отработав до автоматизма все движения.

И тут унылое торжество приворотной жизни нарушил отчаянный вопль, сменившийся не менее волнующим кудахтаньем. Доверху нагруженная ящиками, коробками, бочками и всяким крестьянским скарбом телега резко остановилась у самых ворот. Упавшая клетка, словно спелая тыква, выплеснула трех сине-зеленых пленниц. Не веря своему счастью, куры, громко кудахча, ринулись врассыпную. И придорожный люд с радостным криком принялся ловить беглянок. Светловолосый мальчуган спрыгнул с телеги и стал поправлять оставшуюся невредимой поклажу. Возница, причитая не меньше пернатых, нарезал круги вокруг телеги. Он бросался то к одной, то к другой изворотливой несушке приседая и широко расставляя ноги, словно хотел их оседлать – изрядно обросший жиром невысокий мужичек кричал и размахивал руками как петух, лишившийся своего гарема. Пробегая мимо мальчика, он отвесил тому звонкую затрещину, и к общей какофонии добавился еще один вой.

- Лови, лови! – осипшим голосом кричал возница, но мальчик только неловко дергался и вопил, размазывая сопли длинным рукавом широкой рубахи.

Хохот, крик, плач, бряцанье оружия – идеальное время для действия. В такие моменты у одних зевак пропадают кошельки, у других отнимают жизни, а мимо третьих незаметно проходят.

Несколько бродяг, в том числе и панголин, бросились за одной из куриц, загоняя ее к воротам. У самых ног солдат она круто развернулась и помчалась вдоль стены, увлекая за собой преследователей и довольные взоры стражников. Грэм зашел в каменную арку, где на него с прямоугольного листа глянуло его собственное лицо, с надписью «розыск».