Александр Козин - Истории Выживших (сборник)

А я сел на подножку грузовика, бездумно глядя на обугленный круг, и стал размышлять над своей жизнью. Мне было о чем подумать. Когда на меня упала тень, поднял голову – человек по имени Роман Багров и по прозвищу Призрак стоял рядом, сложив руки на груди, и молча глядел на меня.

– Ну что, ты отомстил за охотников. Думаю, ты понимаешь, что я собираюсь делать дальше.

– Идти через просеки? Через Лес, до следующей базы?

– Да.

– И далеко она?

– Будем разбираться.

– Там может быть то же самое. Перенаправленные спутники и мертвые компьютеры…

– Ты хороший программист?

– Был, – пожал я плечами. – Слишком давно не работал с кодом.

– И все равно ты разбираешься в компьютерах. Можешь мне понадобиться. Можешь помочь.

– Зачем тебе все это, Призрак?

Он развел руками:

– У меня будет цель в этой жизни, а не просто ожидание, когда эта жизнь закончится – через день или год.

– Ты даже не хочешь подождать, когда сюда придут староста с нашими?

– Незачем. Вдвоем легче, есть кому прикрыть спину. Ты же пойдешь со мной?

– С чего ты решил, что я пойду?

Я прожил в поселке три года, но никто из членов общины не был мне близок. Разве что Тагор и Ярик… Но теперь они мертвы, а я отомстил за них. Больше ничего не держало меня в этих местах.

Поняв мой ответ по выражению лица, Призрак впервые на моей памяти улыбнулся. И сказал:

– Давай поднимайся, Максим. Путь неблизкий, и он будет труден. Но мы дойдем.

Все познается в сравнении – эту прописную истину мы усваиваем с детства. И сравниваем всю свою жизнь. Сначала игрушки – наивно и примитивно, редко разделяя на форму и содержание. Потом взрослеем и вот уже сравниваем друзей и родителей. Школу, учителей. Сослуживцев и командиров. Подруг, девушек, жен. Собственных детей. Работу и зарплату. Квартиры, машины, улицы, районы, города и даже целые страны. И в промежутках между всем этим – еще тысячи и тысячи вещей. Порой к месту, порой не совсем, но, так или иначе, только через сравнение мы познаем истинную природу вещей, стремимся к чему-то лучшему. К некоему идеалу, собранному из тысяч чужих завидных судеб.

Нередко сравнение побуждает нас к действиям.

Кажется, сейчас был как раз такой случай.

Я резко отпрянул от стальной решетки, попятился и неловко уселся на пол. Лежавший на шконке сокамерник ехидно заржал, за что и был удостоен холодного взгляда. Сначала он, потом, собственно, обидчик – уродливый кабан, что замер по ту сторону решетки, сверля меня злобными маленькими глазками. Не разъяренными или злыми, а именно злобными, светящимися лютой ненавистью. Никогда прежде мне не доводилось ощущать на себе ничего подобного. Признаться, это пугало до жути.

Но пугали в нем не только глаза. Я не сильно разбирался во всей этой флоре и фауне, но даже мне казалось странным то, что кабан был раза в два крупнее обычного, имел мощный горб и роговые наросты на лбу. И я уже молчу про пасть, полную острых клыков.

Зверь еще пару минут разглядывал меня через решетку, а потом, тряхнув уродливой башкой, направился дальше по коридору.

– Вертухай вечерний шмон устроил, – хохотнул кто-то из соседней камеры.

Я тяжело вздохнул.

Все началось три дня назад, когда из-за дверей, ведущих в тюремный блок, донесся грохот и звуки выстрелов. А спустя несколько секунд запоздало взвыла сирена и затарахтел пулемет. Все ближе и отчетливее становились слышны крики и ругань. Наконец, двери распахнулись, и в блок вбежали двое отчаянно споривших друг с другом охранников. Один, оживленно жестикулируя, твердил, что нужно всех выпустить. Второй упрямо ссылался на отсутствие приказа. Спор становился все жарче, когда с улицы донеслись первые истошные вопли, от которых мурашки побежали по телу. Я никогда не думал, что люди могут так кричать, особенно здоровые суровые мужики.

Спорщики резко замолчали и переглянулись, кажется, у них комом в горле встали все доводы и аргументы.

Как-то надрывно и отчаянно застрекотал пулемет, но тут же захлебнулся во всеобщем гвалте и затих. И вслед за ним, словно повинуясь решительному приказу, на улице воцарилась гробовая тишина. Она-то и послужила своеобразным катализатором – заключенные, наконец, опомнились и сбросили оцепенение.

Крича, они кинулись к решеткам и принялись их раскачивать, пытаясь вырвать. Тщетно. Кто-то просовывал руки между прутьев в надежде дотянуться… До чего? Свободы? Чего они хотели? Выбраться наружу, чтобы там, трусливо скуля и закрывая лицо руками, встретить свою смерть?