Сергей Соколов: Страх высоты

Пока я жадно рассматривал снимок, господин Потехин внимательно уставился на мое лицо. Очевидно, что при всем явном интересе, узнавания в глазах у меня не мелькнуло, и Потехин опять мазнул пальцами по красным сегментам висевшей перед ним клавиатуры.

Картинка начала проворачиваться снизу вверх, одновременно преобразуясь из высотного снимка в компьютерную симуляцию. Центральный объект, зрачок «глаза», превратился в помятую полусферу, охваченную двумя кольцами более низких строений. Сверху это все выглядело намного более правильным геометрически, в профиль же было видно, насколько разнокалиберны сооружения, составляющие общий ансамбль. Низкие, плоские, похожие на ангары строения соседствовали с ажурными башенками, кубами, обвитыми трубопроводами и лестничными переходами, местами попадались шары, похожие на газохранилища. Масштаб, правда, стал совсем неясным и я потерял представление об истинном размере конструкций.

— Это Комплекс. Мы сейчас находимся в центральном куполе, на нулевом уровне. Прямо под куполом, более-менее по его центру, прорезан центральный ствол шахты, от которого отходят штольни. Узнаешь?

— Правда, очень на глаз похоже, особенно сверху, — пробормотал я.

— Да? Что-то не замечал, — Потехин вернул первую картинку. — Разве что с большой натяжкой… Вот это — на экране появилась красное пятнышко и поползло по сетке «капилляров» — жилы блуждающего минерала. С большой высоты хорошо заметны структурные изменения почвы, которые проявляются независимо от того, на какой глубине минерал находится. Очень облегчает поиск и разработку.

— Блуждающий минерал?

— Да. Назвали так, потому что его концентрация очень быстро меняется. Сегодня он здесь, завтра — в ста метрах в стороне, внизу, сверху… Странно, что ты и этого не помнишь. Из-за подвижности минерала разработка его сверху бессмысленна — он просто уйдет в сторону от глубокого карьера.

— А почему тогда — Желтый глаз?

— Терроны прозвали, — усмехнулся господин начальник участка. — А потом прилипло. У тех, кто работал в штольнях подолгу, белки глаз становились ярко-желтыми, что твой янтарь. Вскоре после этого кроты просто загибались — быстро и очень болезненно. Невыгодно. Трудно набирать рабочих, когда они каждый день по дороге в шахту видят несколько черных мешков возле выхода.

— И что потом? — мне стало по-настоящему интересно.

— Потом медики Компании разработали антидот, приписали к каждой бригаде реаниматор, который, кстати так тебе помог… Так что теперь кроты живут подольше.

Тон, каким Потехин все это мне излагал, просто истекал цинизмом. Люди-винтики, идеальное воплощение идеи.

— Однако, все это стоит определенных средств. Которые нужно отрабатывать. Тебе это ясно?

— Ясно, — кивнул я.

Что ж тут непонятного? В бытность мою моряком приходилось наблюдать, когда пришедший из рейса трудяга оставался еще и должен компании-судовладельцу. Хочешь долг отработать — давай по новой еще на полгода, потом еще и еще. Замкнутый круг, разорвать который смог бы только человек с сильной волей. Помимо денежного ярма, такая карусель привязывает еще и четким распорядком. Человек точно знает, что он будет делать через час, через день. Знает, когда ему спать, когда есть. Вырабатываются определенные рефлексы, избавиться от которых ой как сложно… В общем, все понятно.

— Ты слишком хорошо соображаешь, крот, — усмехнулся Потехин. — Знаешь, мясо, оно обычно без мозгов. И это приводит нас к хорошему объяснению твоего появления в штольне Матецкого.

Что и следовало ожидать. Косить под дурака у меня всегда получается неважно. Нужно менять тему разговора, возвращаться к веселым и познавательным картинкам.

— Я могу попросить воды? — мне и вправду очень хотелось пить.

Просьба не вызвала ни малейшего удивления. Потехин кивнул стоящему сзади офицеру, о существовании которого я уже успел забыть. Тот что-то недовольно буркнул, однако прошагал, судя по звуку куда-то вправо, к дивану, чем-то там звякнул, шагнул ко мне и протянул над правым плечом высокий прозрачный стакан с водой, как мне показалось. Я взял его, поднес к губам и с наслаждением глотнул и вправду чистой и прохладной воды.

— Много не пей, — торопливо сказал Потехин, — может стать плохо.

С усилием я оторвался от стакана, сделав три глотка. Потехин кивнул, как мне показалось, с удовлетворением. Офицер отошел обратно к двери и опять застыл там каменным изваянием.