Олег Таругин - Товарищи офицеры. Смерть Гудериану!

– Утрируешь?

– Совсем немного, Николай, совсем немного. Поскольку эти самые «сверхчеловеки» и на самом деле пытались построить на Земле новый мир. По своим законам – ну, ты в курсе, видел же? Про концлагеря успел прочитать? И если бы не столь нелюбимые тобой большевики, им бы это вполне удалось. Без иронии, поручик, более чем удалось!.. И вообще, достаточно тебе на сегодня перед монитором корпеть, собирайся, прогуляемся в город. Мозги проветрим, так сказать, причем нам обоим. Хватит в четырех стенах сидеть. Да и город ты ведь так и не видел. Согласен?

– Вполне согласен, – с готовностью кивнул Гурский. – Если честно, у самого от этих новых знаний голова пухнет. Но вечером я еще посижу, почитаю, можно? Мне весьма интересны причины развала Советского Союза, уж больно много аналогий с Российской империей прослеживается.

– Да хоть до утра, мне-то что? – Я бросил на него уважительный взгляд. Смотри-ка, уже поздним послевоенным периодом заинтересовался, быстро он.

Погуляв по центру города, поручик, как водится, то восхищался знакомыми строениями, то тихо бурчал под нос по поводу, как можно было так испохабить исторические здания, имея в виду занимающие первые этажи витрины магазинов, в основном бутиков. Ну а что он хотел? Центр же, блин…

Обилие сверкающих фарами и лаком автомобилей на улицах Гурского впечатлило, но, как ни странно, не настолько, как я ожидал. Трамвай был воспринят как должное – видал в своем времени. А вот троллейбус отчего-то произвел сущий фурор. Но главным открытием стали, конечно же, девчонки в мини. На дворе стоял июль, потому ноги и прочие доступные взору части тела, загорелые по самое не могу, были более чем открыты. Точнее, «едва прикрыты». Пораженный немыслимым для своего времени зрелищем, поручик периодически дергал меня за рукав летней рубашки, выдавая очередной перл в духе: «Нет, ну ты представляешь, Виталий, разве это летнее платье?! Это же натурально купальный костюм, да и то далеко не каждая дама, право слово, надела бы подобное непотребство даже в купальню».

Вернувшись в родной район, остаток вечера провели уже там. Поручик с интересом вертел головой, заново изучая улицы и переулки, где некогда родился и вырос, благо большинство построенных еще в конце девятнадцатого – начале двадцатого века зданий сохранилось. Не в первозданном, конечно, виде, но и не настолько изменившись, чтобы стать неузнаваемыми. Несколько относительно недавно отстроенных высоток поразили поручика еще больше троллейбуса (но куда меньше девушек в мини-юбках). Пару минут он молча стоял, задрав голову и, сосредоточенно шевеля губами, считая этажи, затем судорожно сглотнул и помотал головой, отворачиваясь. Судя по цвету лица, Гурского даже слегка замутило.

– Виталий, неужели люди не боятся жить там, наверху?! – и коротко кивнул куда-то в сторону крыши.

– Да чего бояться-то? – пожал я плечами, смерив взглядом то, что согласно нынешним реалиям стоило называть исключительно «пентхаусом». – Не так уж и высоко, двенадцатиэтажка всего лишь. Бывает и хуже. Ну, в смысле выше.

– Куда уж хуже… – пробормотал тот, косясь на меня с подозрением.

– Тут всего-то двенадцать этажей. В Первопрестольной вон уже домишки этажей в двадцать-тридцать строят, а в Нью-Йорке и вовсе под сотню.

– Шутишь? Ничего себе «всего»! Меня даже от одного взгляда мутит, а о том, чтобы там жить? Нет уж, увольте!..

Достаточно набродившись, мы решили завершить вечер, перекусив и выпив пивка в уютной кафешке неподалеку от дома. Ключевое слово именно «неподалеку», поскольку я отлично представлял, что поручик к этому времени уже практически исчерпал внутренние резервы, и забираться далеко от родной улицы не хотелось. Да и время уже было позднее. Не на себе ж его до квартиры тащить, когда суммарная масса новых впечатлений переломит, что та хрестоматийная соломинка, его собственный психологический хребет?

Усевшись за столик на улице – над головой лениво колыхался порядком выгоревший на солнце тряпичный зонтик с логотипом одного из отечественных пивных производителей, – мы заказали по бокалу пенистого и легкую закуску. Разговор особо не клеился: Гурский переваривал новые впечатления, я же просто отдыхал, меланхолично созерцая мир сквозь запотевший пивной бокал и в который уж раз вяло размышляя над вопросом «Почему именно я?» и «На фига мне все это?».