Олег Синицын - Битва за смерть

Алексей еще раз сравнил картины. Невероятно! Значит, он ошибся. Это не великая победа. Тогда что? Великое поражение?

Фреска с изображением казней и та, на которой басурмане побеждают витязей, казалось, были перепутаны местами. Ведь сначала надо одержать победу, чтобы творить зверства… Тогда совершенно непонятным был смысл первой картины, где витязи громят басурман.

Он перевел взгляд на следующую фреску. Нижняя ее часть была размыта. На уцелевшем куске была видна фигура властного длиннобородого старца. Правая его рука покоилась на толстой книге. Рядом, преклонив колени, стояли витязи во главе с «храбрым» князем, снявшим свой шлем со стальным соколом. Могло показаться, что витязи пришли к старцу просить совета, а быть может, прощения за позорное бегство. Но по едва уловимым признакам Алексей понял, что старец сам призвал их.

— Разумеется, надо было призвать, — тихо промолвил Алексей. — Ведь враг напал на отчизну!

Последняя фреска. Лес, сугробы. Витязи сражаются с неведомыми зверями. Фигуры были прорисованы настолько нечетко, а время так безжалостно отнеслось к краскам, что очертаний зверей почти не разобрать. Витязи размахивают мечами, лезвия которых испещрены черными точками. «Капельками крови? — подумал Алексей и сразу отмел эту версию. — Нет, это не кровь. Что-то другое».

Больше фресок не было. Окончание истории, очевидно, располагалось на своде, место которого сейчас занимало огромное серое небо, слегка подернутое туманной дымкой. Калинин огорченно вздохнул и тщательно начал копировать сохранившиеся изображения. Время летело незаметно. Он пропустил обед, но голода не чувствовал. Работа всецело захватила. Закончив, он выбрался из церкви. Солдаты покидали избы и строились. До Алексея доносились задорные голоса. Он посмотрел на часы. Час дня! Нужно спешить. Калинин оглядел церковь на прощание. Взгляд остановился на обрушенном куполе, что был наполовину засыпан снегом. И он тут же позабыл, что ему нужно спешить, что в деревне готовы к маршу и ждут его команды сорок три красноармейца. Проваливаясь в пушистые сугробы, Калинин пробрался к шпилю купола. Остановившись возле знака, увенчивающего шпиль, он начал разгребать снег.

— А вот и командир! — послышался голос Николая Приходько. — Меня политрук прислал. Велел передать, что пора выступать.

Алексей кивнул, продолжая очищать знак.

— Сейчас-сейчас! — бросил он, не прекращая работы.

Приходько приблизился к лейтенанту и с интересом взглянул на купол.

— Это ж церква!

— Ее шпиль, — поправил Калинин.

— Что же тут копать? Тут, значит, кресту положено находиться!

Калинин не ответил. Приходько наклонился, чтобы помочь. Они расчистили шпиль от снега. Алексей стянул перчатку и стряхнул со знака остатки. Подхваченный ветром снег закружил, подобно пыли, попал на лицо и за воротник.

— Господи! — воскликнул Приходько и отпрянул. — Свят-свят, глазам не верю!

Церковный шпиль венчал крест. Но не обычный православный, а с концами, загнутыми под прямым углом.

Свастика.

Почти такая же или очень похожая на нацистскую.

— Неужто эти старушенции молятся на фашистов? — спросил Приходько.

— Свастика — древнеславянский символ Солнца. Это знак счастья.

— Почему же фашисты взяли славянский символ?

— Он пришел на Русь из Индии, а туда попал от арийцев — древней цивилизации, предположительно существовавшей в Гималаях. Гитлер боготворит древних арийцев. Поэтому он позаимствовал у них этот знак для Германской империи. — Алексей поднялся с колен и, нахмурившись, посмотрел на свастику сверху вниз. — Гитлер осквернил этот знак.

— Чертовщина какая-то, — произнес Приходько. Алексей впервые видел его растерянным. — Получается, что у нас с фашистами одна вера?

— Общие корни, — поправил Калинин и тщательно зарисовал в тетрадь знак на шпиле обрушенного купола.

Вместе с Приходько Алексей вернулся в роту. Красноармейцы заняли всю улицу деревушки. Бойцы балагурили, шутили, попыхивали самокрутками.

— Дайте им команду на построение, — сказал подошедший политрук.

Калинин кивнул и обратился к солдатам:

— Ребята, давайте строиться!

Его никто не услышал. Бойцы продолжали разговаривать и даже не повернули головы на крик молодого лейтенанта. Алексей вдруг ясно почувствовал свою беспомощность. Смущенный, он стал теребить матерчатый ремень гранатной сумки, перекинутый через плечо.

— А ну-ка стройся!! — неожиданно рявкнул политрук. — Совсем оглохли? Не слышите, что к вам командир роты обращается?!