Владимир Корн - Восемнадцать капсул красного цвета

Лодка ткнулась надувным бортом в опору, и сразу несколько рук заскользили по ней, пытаясь найти хоть какую-то выемку или, наоборот, выступ, чтобы за него ухватиться и остановить ее ход. Тщетно: руки скользили по сплошному монолиту, не в силах зацепиться за практически гладкую поверхность.

Прокоп Киреев, рыча сквозь плотно стиснутые зубы, выхватил нож и, найдя какую-то трещину, вонзил в нее клинок. Лезвие вошло неглубоко, всего на несколько сантиметров, и все же этого хватило, чтобы лодка прижалась к опоре.

– Долго не удержу, – сразу же предупредил он, подключая к правой руке левую. – Нож вот-вот выскользнет.

– Может, к берегу? – Олег Гуров водил стволом автомата, пытаясь угадать, с какой стороны моста появится первая тварь.

– Не получится. – Чужинов покачал головой. – Стоит нам только показаться из-под моста…

В воздухе мелькнуло несколько кажущихся черными силуэтов. Подняв фонтан брызг, твари обрушились в воду выше по течению.

Одну из них Глеб успел снять еще на лету, удачно угодив ей в хребет. Тварь пронесло мимо еще живой, и он содрогнулся от выражения той бесконечной ярости, что виднелась в ее глазах. Чтобы тут же забыть о ней, потому что оставалось еще пять. Выстрелил Варнаков, после чего, перезаряжая ружье, так резко дернул цевьем, что едва не вывалился из лодки.

Грохнул одиночным автомат Гурова. Олег повел стволом, после чего недоуменно отвел оружие от себя на вытянутых руках: почему он умолк? Глеб ощерился в ухмылке, ловя в прицел очередную тварь и давя на спуск. Предохранитель на автомате Калашникова так и устроен: если боец снимет с него оружие в том состоянии, в котором сейчас находился Гуров, то наверняка опустит его до упора, минуя автоматический режим на стрельбу одиночными, и не выпустит за считаные мгновения весь магазин.

Три выстрела подряд, и Чужинов направил автомат стволом вверх, ожидая следующей партии. Они появились с другой стороны, вниз по течению, отчаянно пытаясь приблизиться к лодке. Поток воды держал хищников на месте, и их расстреливали легко, как в тире. И снова в воду обрушились новые тела, но уже с другой стороны, на этот раз чуть ли не десяток. Новое нападение отбили с трудом, и то лишь благодаря тому, что большую часть тварей снесло течением в сторону, а Варнаков подхватил карабин Прокопа, по-прежнему удерживающего лодку на месте.

– Ну где вы там? – азартно крикнул Олег Гуров после нескольких секунд томительного ожидания. – Сколько вас ждать?

– Перезарядись, пока время позволяет, – охладил его пыл Чужинов. – Палишь в белый свет как в копейку. Целься лучше.

«Перехвалил я его, – подумал он. – Хотя в такой ситуации у самого выдержки едва хватает».

Наверху послышался топот множества ног ли, лап, и он как будто бы удалялся.

«Сейчас забегут выше по течению, и тогда их вынесет прямо на нас, – сообразил Чужинов. – Тупыми их назвать сложно».

– Все, Глеб, больше не удержу. – Голос Киреева показался ему спокойным, но когда Чужинов взглянул на него самого, то увидел перекошенное от усилий лицо, а из-под пальцев левой руки, которыми он ухватился прямо за лезвие, по голому предплечью стекала кровь.

Глеб повертел головой по сторонам.

– Отпускай, Прокоп. Гуров, на весла. Греби на косу. Только быстро греби, от этого сейчас наша жизнь зависит. Встретим их там.

Киреев опустил руку с израненными пальцами в воду, несколько раз ею мотнул, тут же схватился за свой карабин, молниеносно меняя пустой магазин на полный.

– Мог бы и сам, прежде чем за свою волыну браться, перезарядить мой – секундное дело, – зло сказал он Варнакову.

Затем повернулся к Чужинову:

– Думаешь, выгорит?

– Да сколько можно от них бегать? Надоело, – ответил тот, задирая ствол автомата вертикально вверх: лодка как раз выплывала из-под моста.

Киреев с Варнаковым последовали его примеру, и только Гуров продолжал лихорадочно грести, вжав голову в плечи и даже, как показалось Глебу, зажмурив глаза. Что было понятно: и смотреть вверх некогда, и в любой момент на тебя может обрушиться туша весом с центнер. Причем туша с зубами в палец величиной, для которой весь смысл существования заключается в том, чтобы вгрызться в чужую плоть, наплевав на все остальное, даже на собственную жизнь.

Против ожидания на этот раз сверху бросилась единственная тварь, и в нее еще в полете угодили две порции картечи от выстрелов Киреева и Варнакова, Глеб даже палить не стал.

Коса, к которой стремительно приближалась лодка, белела настолько светлым песком, что самые знаменитые пляжи мира позавидовали бы ей черной завистью.