Николай Карпов - Лучи смерти

— Не горячитесь, Боб! — прервал его в свою очередь нефтяной король, — это вам совсем не к лицу! Так уж сразу и половину нашего состояния!.. Я полагаю, достаточно будет миллиона долларов этому чудаку. Нужно нам сказать, джентльмены, что я пытался неоднократно звонить Монгомери по телефону, но он не захотел со мною разговаривать и весьма грубо послал меня ко всем чертям. Я посылал к нему два раза Дика Нунса, моего секретаря, но его он не принял, и воинственная домоправительница почтенного профессора чуть не вытолкала беднягу в шею, захлопнув дверь перед его носом. Завтра утром я поеду к нему лично и, во что бы то ни стало, куплю его изобретение. Итак, джентльмены, какой суммой я могу располагать? Разумеется, расходы лягут не только на нас, но и на тех, представителями которых мы являемся, — на членов нашей Всемирной Ассоциации Капиталистов; следовательно, эта покупка не особенно растрясет наши карманы… Итак, джентльмены…

— Миллион долларов! — проревел Теренс Джонс, король золота.

— Полтора… Даже, в крайнем случае, два миллиона! — вскричал Боб Морган, стальной король, — это наша последняя ставка.

— Ладно, — проскрипел спокойно Джим Маклин, — я думаю, даже сумма в миллион долларов ошеломит старика Монгомери. Ему моментально пригрезится собственный автомобиль, громадная лаборатория, тысячи ассистентов, с десяток иностранных орденских лент и собственная вилла в Ницце. Завтра у нас в руках будет оружие, с которым мы покорим весь мир и посмеемся над нашими противниками. Мы поделим вселенную на три равные части и будем настоящими королями!

Стрельчатая высокая чугунная ограда отделяла сад профессора от внешнего мира. Высокие двустворчатые чугунные ворота были наглухо закрыты, и зеленые ветви тополей скрывали за зеленой гущиной двухэтажный каменный домик с бельведером и широким балконом второго этажа. Весь дом от основания до железной крыши был перевит кудрями цепкого плюща и вьющегося дикого винограда и совершенно сливался с окружающей его зеленью. От ворот к подъезду вела широкая, усыпанная гравием дорожка, от которой разбегались в глубину сада узкие, сияющие серебристым зернистым песком тропинки. Между четырьмя круглыми белыми колоннами, поддерживавшими балкон, четыре широкие мраморные ступени вели к узкой входной двери. На двери висел жестяный желтый ящик для писем и белела квадратная карточка, на которой четкими крупными буквами было написано:

ПРОФЕССОР МОНГОМЕРИ

НИКОГО И НИКОГДА НЕ ПРИНИМАЕТ,

в доме имеются два свирепых бульдога

и четыре кольтовских револьвера

КРУПНОГО КАЛИБРА.

ПРОХОЖИЙ, УБИРАЙСЯ К ЧЕРТУ!

Газеты и письма опускать в ящик.

У высоких, решетчатых перил балкона матовая зелень тропических растений в деревянных кадках переплеталась в непроницаемую для нескромных взглядов стену, сквозь которую кое-где пробивались золотистые нити солнечных лучей; верх балкона был защищен от дождя и солнца белым тентом. За круглым большим мраморным столом у самых перил в качалке сидел маленький, тщедушный человек и внимательно читал газету. Седая растрепанная грива его волос волной спадала на воротник засаленного сюртука; серая от седины, словно посыпанная молотым перцем, борода веером падала на грудь; горбатый, тонкий нос придавал его физиономии птичье выражение, а маленькие голубые глаза проворно бегали по газетным строкам. Вообще наружность этого человека была слегка комична, и лишь высокий, изрезанный морщинами лоб говорил, что за ним скрывается очаг могучей упорной мысли. Это был профессор Монгомери.

Сначала профессор пробегал газету со скучающим видом, словно ее содержание мало его интересовало, и он просматривал ее в силу привычки; но неожиданно лицо его побагровело; он швырнул на пол широкий серый лист и нервно зашагал по балкону, смешно, по-птичьи подпрыгивая на ходу.

— Какая мерзость! Какая гадость! — сердито забормотал он. — Наглецы! Бандиты! Бумагомараки!

Он подскочил к столу, нервно нажал грушу свисавшего над столом звонка, схватил газету и, сердито комкая ее тонкими обожженными кислотами пальцами, упал в качалку. Через несколько секунд послышался шум тяжелых шагов, и в рамке двери показалась массивная фигура женщины в строгом черном платье. Ее выпуклые желтые ястребиные глаза смотрели зорко и сурово, серые от седины волосы были зачесаны за уши, длинный, горбатый нос неудержимо стремился коснуться трехэтажного подбородка, тонкие бледные губы были презрительно сжаты; фигурой эта особа походила на кирасира, лицом — на самую мрачную ведьму с Брокена.