Илья СТАЛЬНОВ - УДАР ИГЛЫ

– Я сам выброшу за борт первого же бунтовщика, который разинет свой гнусный рот!

– Вы не знаете, что такое бунт на корабле…

– Я знаю и не такое. И вы будете делать то, что скажет Винер. Нам плевать на то, что думает это отребье, и на то, что оно собирается бунтовать. Это у них не пройдет!

Капитан бросил на меня быстрый взгляд, пронзивший меня подобно кинжалу. Затем он поклонился и вышел из каюты. Я разбирался в людях и знал, что этот просоленный морской волк в любом случае будет на нашей стороне.

Интересно, откуда дошли слухи о том, что произошло на «Санта-Крусе»? Наверное, кто-нибудь из мерзавцев Клейменого Джека попал в Картахену, решив попытать счастья на берегу, и теперь потешает таверны рассказами о каком-то черте, пустившем на дно сразу три корабля атлантического флота своими чарами.

Следующие дни подтвердили правдивость слов капитана. Команда медленно закипала. Они действительно были способны поднять бучу, и тогда, который раз за последнее время, нас попытаются выкинуть за борт. Но теперь уже в кишащие гадами и не менее страшные, чем океанские пучины, воды Амазонки. Ох, этот чертов святоша Игнасио, с его нелегкой руки неприятности преследуют нас!

В тот день корабль в очередной раз лег в дрейф, Я спустился в матросский кубрик. Опасности лучше идти навстречу, а не ожидать ее с трясущимися поджилками.

– Наше путешествие затягивается, – объявил я, – поэтому мы повышаем плату в полтора раза. Часть денег вы получите сейчас, другую часть – по расписке у дона Марио.

Послышался одобрительный ропот.

– Он заговаривает нам зубы! – крикнул из угла одноухий, долговязый, с обожженной половиной лица матрос. – Пусть скажет, какую рыбу мы ловим в этом жалком ручье!

– Это вам знать не обязательно.

– Ну, я же говорю! Выпустить им кишки! Точно, один из них, этот страшилище Винер, молится сатане, а не Господу нашему Иисусу Христу! Он пустит нас на дно, как пустил целый флот!

Я вытащил из-за пояса пистолет. Выстрел оглушительно прогремел в небольшом помещении. Пуля впилась в доску над головой одноухого.

– Боюсь, твоя доля достанется кому-то другому. Мертвецам не нужны деньги, – усмехнулся я и обратился к матросам:

– Что вам милее – звон монет или! пустопорожние причитания этого болтуна?

На несколько дней огонь был притушен. Через двое суток Адепт указал рукой на правый приток Амазонки, достаточно широкий для нашего судна и немногим уступающий самой реке.

– Нам нужно туда.

Еще через три дня, когда приток сузился настолько, что мы стали опасаться, как бы не посадить корабль на мель, Адепт неожиданно заявил:

– Все! Здесь! – Он обернулся к капитану:

– Спускайте шлюпку на воду. Мы высаживаемся. Капитан удивленно посмотрел на нас:

– Вы убеждены, что что-то забыли в здешних местах?

– Это уже наше дело. Вы высаживаете нас и возвращаетесь домой немедленно.

– Как?! – воскликнул капитан.

– Почему?! – одновременно воскликнул и я.

– Нам больше не понадобится корабль.

У меня закралась шальная мысль: а может быть, Адепт действительно сошел с ума? Остаться здесь без судна означало остаться здесь навеки.

– Ты в этом уверен?

– Наверняка.

– Хорошо, – кивнул я.

– Даже мой приятель Билли Кувалда, которому чудилось, будто он является церковной чашей для причастия, решил бы, что я сошел с ума, – произнес Генри, – но я все равно иду с вами, черт бы меня побрал!

Когда моя нога ступила на усыпанный камнями берег, я вдруг почувствовал, что, как бы все не повернулось, я теперь окончательно отрезан от своей прошлой жизни, от мира, в котором прожил больше сорока лет. Возврата в него мне не будет.

Матросы, счастливые, что отделались от нас так легко, старательно гребли к кораблю. Они, похоже, боялись, что мы передумаем и вернемся назад. Адепт махнул им рукой, и один из них в ответ только перекрестился.

Провести ночь в сельве – испытание не для слабых духом. Равно как и изо дня в день идти по этой проклятой Богом земле. Но постепенно человек привыкает ко всему. К оглушительной ночной какофонии; скрипам, треску, продирающим до костей крикам загадочных животных, и стрекотанию насекомых, раз в десять более громкому, чем стрекотание наших милых сердцу кузнечиков где-нибудь в Англии, карканью, шелесту, свисту и многому другому, чему и названия нет.

Затрещали ветки – это пробирается в зарослях хищный зверь. Он бы показал, кто истинный хозяин в сельве – уж конечно, не эти пришельцы, жалкие и неуклюжие. Но у них есть пламя, они владеют огнем, а что может быть страшнее огня, впивающегося в нос, пожирающего шерсть? Никакая сила, никакие самые острые клыки и когти не могут противостоять ему. Поэтому лучше поискать другую добычу. Ее не так трудно найти в кишащей жизнью ночной сельве, особенно когда твоя поступь мягка и еле слышна, а движения быстры как ветер…