Терран - Книжные дети (СИ)

Получалось плохо.

Рядом со мной сидела Кана и в сотый раз правила клинок, проводя по нему точильным камнем, исправляя видимые только ей дефекты. Мы, как обычно, молчали — островок спокойствия и тишины в этой хаотично перемещающейся и мерно гудящей толпе людей.

— Помнишь нашу первую встречу? — внезапно спросила она, не поднимая глаз от меча.

Я замер, боясь спугнуть мгновение и лихорадочно подыскивая правильные слова. В голове вертелись только всякие глупости вроде: «Да, я спас тогда твою задницу» и все в таком духе. Поэтому я ответил коротко:

— Конечно.

Вообще, если подумать, это первый раз, когда она сама заговорила со мной.

— Ты тогда сказал мне: «Я твердо намерен дожить до конца», — ровный голос, ни следа эмоций, но это должно было быть для нее безумно важно, раз она говорит об этом. — Ты… действительно в это веришь?

Может быть, в этом причина ее отчаянной смелости? В этой мысли, что хотя бы раз посещала каждого жителя Айнкрада, в трех простых и страшных словах, способных лишить силы воли любого: «Мы все умрем»? В уверенности, что рано или поздно каждый разлетится на полигоны? Какая разница в таком случае, раньше или позже?

— Нет, — спокойно ответил я и заметил, как моя железная напарница вздрогнула. — Я это ЗНАЮ. Эту игру можно пройти и я доберусь до вершины. Вместе с тобой.

— Откуда у тебя такая уверенность? — она наконец вскинула голову и посмотрела на меня и я едва не забыл о предмете разговора, утонув в этих лихорадочно блестящих желтых глазах. ЖИВЫХ глазах, принадлежащих живому человеку, а вовсе не равнодушному роботу. — Как ты можешь быть так уверен?

На мгновение меня охватило острое желание сказать ей правду. Я даже открыл рот чтобы совершить самую большую в моей жизни глупость (после приобретения нейрошлема, естественно), но вовремя успел заметить внимательные взгляды окружающих нас игроков, которым тоже явно хотелось знать причину такой уверенности.

Придвинувшись поближе, я наклонился к ее уху так, что мои губы практически касались его и прошептал так тихо, как только мог:

— Каяба Акихико… был другом моего отца. Когда он узнал, что я собираюсь купить себе нейрошлем, он сказал мне только одно: «Эту игру можно пройти. Запомни это». Тогда я не понял, что он имел в виду — да и никто не понял. А в первый день, после объявления новых правил игры мне пришло письмо от неизвестного отправителя с теми же словами. Так что я знаю об этом из первых рук.

Еще при первых моих словах Кана дернулась, словно собиралась отскочить от меня, — почти инстинктивная реакция на негласное табу этого мира на разговоры о виновнике всего этого безумия. Мы не вспоминали о Каябе, не разговаривали о нем, не проклинали и не грозились убить, — просто сделали вид, что все дело в какой-то ошибке системы, а вовсе не в человеке, до которому никому из нас никогда не дотянуться. Безумный японец — Бог этого мира, а Богов не поминают всуе.

Даже то, что я ей сказал, — уже большая тайна, представляющая для меня нешуточную опасность. Человеческая ненависть порой приобретает причудливые формы и, если о содержании этого разговора станет известно широкой общественности, я за свою жизнь не дам и ломаного гроша.

Она не отодвинулась от меня, как я втайне боялся. Наоборот, она подалась навстречу и, прижавшись своей щекой к моей, тихо спросила:

— Какой он?

— Безумный гений, — без колебаний ответил я чистую правду. — И всегда им был. Просто никто никогда не понимал, насколько далеко распространяются границы его сумасшествия. Никто никогда не понимал до конца о чем он думает, о чем говорит вслух и о чем молчит, для чего делает свои открытия и изобретения… И, возможно, я скажу ужасную вещь, но… он всегда был забавным. Уверен, что и нас он запер здесь вовсе не потому, что является кровожадным монстром…

— И зачем же?.. — в ее голосе послышалось ожесточение. Да, видимо, от радости, что она не собирается от меня отказываться, я совсем расслабился и открылся больше, чем следовало.

— Ты не находишь, что этот мир с каждым днем становится все более реальным? — она не ответила, да мне этого и не требовалось. Я и так знаю, что каждый житель парящей крепости чувствовал тоже самое — как все больше подергивается пеплом забвения мир реальный и все более настоящим становится этот, выдуманный и виртуальный. — Я уверен, это и было его целью. Создание мира.

— Это безумие…

— Я же говорил, — я позволил себе тихий смешок.

И в ответ (о всемогущая Система!) услышал такое же слабое хихиканье. Если бы я прямо сейчас пришел себя в реальности, я бы и то удивился меньше.