— Ты не ошибся, — ответил я. Эмоциональная сфера мне нравилась — шериф был заинтригован, немного насторожен, но отказывался испытывать страх. — Присядешь?
— Я постою. Что за ерунду нес Генри про инопланетян?
— Правдивую ерунду, шериф…
Немного поколебавшись, я поднял руки, собираясь стянуть с себя капюшон, и увидел, как расширились его глаза — тонкие четырехпалые конечности, обтянутые голубоватой чешуей не то, что легко встретить на планетах людей. Его рука опустилась на рукоятку пистолета, но стрелять он явно не собирался, телепата не обманешь — скорее, просто попытка успокоиться и обрести почву под ногами, чем жест угрозы.
— Пожалуй, я повторю свой вопрос, — сказал я, когда маски, в буквальном смысле, были сброшены. — Присядешь?
Очень медленно шериф подошел ко мне ближе и опустился в кресло, с явным усилием заставив себя убрать руку с оружия.
— Я хочу знать все.
Глава 3.1
Мы сами создаем своих врагов
— Я все-таки сделал это, Генрих.
Мохнатый ящер размером с кошку, первый взрослый образец новой породы, спрыгнул с моего плеча и удобно устроился на небольшом земляном холмике. Ящерицу звали Генри.
— Впрочем, большую часть работы ты проделал сам, старик. Все, что сделал я — просто довел твое дело до конца.
Я присел рядом с могилой, задумчиво глядя на мраморное надгробие.
— Джим уже забрал первые образцы и сейчас ищет покупателей на патент. Представляешь — возможно, через пару лет вся Мар Сара будет питаться твоим творением. А может, чем черт не шутит, и еще кто-нибудь?
Я замолчал, не зная, что еще сказать приютившему меня старику, так и не успевшему довести последний проект до конца.
— Прости меня. Кажется, я не могу воспринимать смерть, как полагается человеку. Протоссы ведь не умирают по-настоящему — их память, опыт и в какой-то степени даже личность навсегда остаются в Кхале. Я много времени провел среди них, и только оказавшись здесь, среди людей, осознал, насколько стал похожим на них. Да и к тому же, я по личному опыту знаю, что смерть — отнюдь не конец. Хочется верить, что это не только мне так повезло…
Со смерти профессора прошло полгода и полтора — с тех пор, как я впервые ступил на поверхность Мар Сары. В ящике на втором этаже жилого дома лежат документы на имя Александра Ноймана — племянника Генриха Ноймана, но за все это время они пригодились мне лишь однажды — когда Джим оформлял на меня право собственности на ферму Генриха. Все то, что не может дать мне ферма, привозит шериф — в основном книги, запчасти для техники и некоторые материалы для опытов.
За эти годы жизнь вошла в свою колею — я работал на ферме, почти на ощупь развивал свой Дар и, в попытке избавиться от грызущего чувства одиночества, учился всему, до чего только мог дотянуться, начиная с генетики, в которой, благодаря Генриху, успел неплохо разобраться, и заканчивая тонкостями современной микроэлектроники. Конечно, без знающего наставника разбираться в тонкостях современной прикладной науки очень трудно, но я, покамест, справлялся.
Проще говоря — дел у меня было невпроворот, чему я был несказанно рад. Постоянная занятость позволяла мне успешно бегать от мыслей о… да, черт возьми, о доме! О Салли, что осталась где-то там, на зеленой родине протоссов, о Тассадаре, которого уже вполне могло и не оказаться в живых, о том… о том, не совершил ли я ошибку, поддавшись мимолетному порыву? Может, она смогла бы меня принять, может, он бы вернулся… Стоило только задуматься об этом, как я мгновенно тонул в бесконечных «может быть», которых я уже никогда не смогу подтвердить.
Нахмурившись, я резко поднялся с земли и, мимоходом коснувшись разума ящерицы, зашагал по направлению к дому, слыша позади легкий шорох шагов своего питомца.
Доставшаяся мне по «наследству» ферма Генри — один жилой домик с обширным подвалом, сарай и пара акров земли всегда будила во мне воспоминания о доме. И я сейчас говорю не об Аиуре, а той старушки Земле, которой не существовало, в том виде, который я помню, вот уже несколько веков. И пусть я ни разу вживую не видел земные фермы моего времени, зато много раз наблюдал на экране телевизора.
Выращивать моему «дяде» приходилось не привычную всем пшеницу или рожь — они плохо росли на Мар Саре, а универсальный, необычайно живучий и феноменально отвратительный на вкус злак с банальным названием «Универсум». Есть эту гадость было просто невозможно — наверное, именно поэтому Генрих и взялся за одомашнивание своих ящериц.
Читать дальше