Геннадий Прашкевич: Тайна ледника Бирун

Шагах в ста от меня два тибетских волка скачками бросились вверх по склону. Я видел, как они добрались до вершины гребня и долго еще бежали на фоне утреннего неба, упорно перепрыгивая с камня на камень. Я медленно шел, открывая всякие светлые чудеса – то крошечную долинку гранитных скал, с которых, как коричневые грибы, свешивались осиные гнезда, то изящную аметистово-голубую примулу с желтым пятнышком посредине, уместившуюся в сыром мхе, как в живом гнезде. Грозная панорама горных цепей и пиков резко очерчивала пределы ледника – скудный мир снежного человека. Ноги проваливались в фирн, как в трясину. Я карабкался по обросшим инеем камням, соскальзывал с неустойчивых валунов, но не останавливался.

Наконец я вышел к черному озеру.

Берега его густо запорошило сухим снегом.

Скалы поросли козырьками плоских снежных наддувов, воду у берегов схватило корочкой льда. И там я нашел свою пустую смерзшуюся палатку. Ледяные камни обжигали холодом пальцы, крошки льда алмазно поблескивали. Я не стал останавливаться. Я углубился в кулуар, обдумывая новую, еще более странную, чем прежде, мысль – убить йети. Я был уверен, что смогу выстрелить в тхлох-мунга, если тень его вновь явится передо мной. Судьба уберегала меня от убийства, но я шел и шел, вглядываясь в пустынные цирки, в гребни ледяных и каменных стен…

Через пять дней я был в Катманду.

Шерпа я разыскал до отъезда и расплатился с ним, ни словом не упрекнув за бегство. Увидеть йети было для шерпа проклятием. Я это понимал.

Окно номера выходило на сумеречную свалку. Темные невысокие стены оклеены библейскими текстами и темными олеографиями. Отвратительные искусственные цветы стояли повсюду. «Сноувью», отель с видом на снега, так звучало название отеля. Давно очень, почти тридцать лет назад, я был назначен в гуркхский полк и обрадовался этому, потому что с юности мечтал о Непале. Тридцать лет… Совсем немало… Устроившись в кресле у окна, я курил сигару, пытаясь сосредоточиться.

Что я могу рассказать о той звездной ночи?

Я думал так: самые близкие наши родственники – это шимпанзе, горилла и орангутанг, даже гиббон, отстоящий от нас чуть дальше. Вывод, к которому пришли естествоиспытатели прошлого столетия во главе с Дарвином, неоднократно пытались пересмотреть и опровергнуть в наше время, но все такие попытки потерпели крах. Анатомические, палеонтологические, физиологические и биохимические исследования привели к почти всеобщему признанию правоты взглядов Дарвина. Столь же несомненно, что ни шимпанзе, ни гориллу, ни орангутанга, ни тем более гиббона никак нельзя рассматривать как непосредственных наших предков. Не так давно на южных склонах Гималайского хребта были найдены обломки челюстей и зубы третичных человекообразных обезьян – рамапитеков. Некоторые признаки позволяют считать, что рамапитеки (возможно) стояли ближе к человеку, чем человекообразные обезьяны. В частности, клыки рамапитеков выдавались вперед не так сильно, как у шимпанзе или у гориллы. Правда, зубы и обломки челюстей не могут убедить всех в том, что именно рамапитеки являлись непосредственными предками человека, хотя такая возможность не исключена. В Восточной Африке в слоях примерно того же возраста найдены останки человекообразных обезьян, среди которых особое внимание привлек так называемый проконсул, останки которого представлены относительно полным черепом. И все же ближе всех к человеку стоят (видимо) так называемые австралопитековые обезьяны Южной Африки. Большое количество хорошо сохранившихся останков позволило детально изучить их строение. Австралопитеки тоже не были непосредственными предками человека, но они были близки к нам. По крайней мере, охотились, используя обожженные трубчатые кости убитых ими зверей.

Но это Африка, думал я. А в последние десятилетия европейские и китайские ученые уже в пещерах Южного Китая раскопали остатки ископаемой обезьяны, получившей название гигантопитека. Он тоже не был нашим непосредственным предком, но жил в горной местности в эпоху, когда уже существовал первобытный человек синантроп. Так разве не могли какие-то предлюди, отрезанные горными цепями, сохраниться в Гималаях до наших дней? Не знали же мы до 1898 года о существовании медведя гризли. Не знали же мы до 1901 года о существовании белого носорога, а до 1912 года о существовании дракона с острова Комодо и одного из самых крупных диких быков – коупрея. Этот список можно продолжить. Что же странного в том, что в пустынной горной стране, в которой многие тысячелетия не происходило никаких катастрофических изменений климата, мог сохраниться йети?