Дмитрий Ахметшин - Зверёк и рыбьи чудеса

Зверёк повертелся на суку, думая: прервать ему игру филина или он её уже прервал. Так ни до чего не додумавшись, спросил:

– Ты знаешь, кто я?

– Ух, – сказал филин и посмотрел вниз – на постепенно светлеющее небо. – Пора спать.

– А я только проснулся.

– Что? – спросил филин. – Я немного глуховат.

Уши его поросли густым пухом, а глаза и клюв напоминали три чёрных, блестящих камешка.

– Ты знаешь, кто я такой? – повторил зверёк громче.

Филин помедлил, разглядывая его своими глазами-камешками (когда он вращал головой, они гулко стукались где-то за клювом), а потом сердито и немного смущённо сказал:

– Я немного слеповат. Особенно сейчас, когда пора спать. Наверно, ты белка.

Кажется, он немного рассердился, что кто-то прерывает его игру. Впрочем, филины всегда выглядят и говорят так, как будто сердиты на весь белый свет. На самом деле они незлобивые существа и очень любят шутки. Хотя представление о шутках у них не совсем обычное.

Филин распахнул крылья, сделавшись вдруг раза в три больше, взмахнул ими, вызвав вокруг настоящий снегопад, и вернул себя в нормальное положение. «Ухожуспать, ухожуспать, ухожуспать, – бормотал он себе под нос. – Ух».

– А что делают белки? – заинтересовался зверёк.

Ему захотелось сунуть в рот палец – палец на задней лапке – но он решил не делать этого. Может, филин посчитает это неприличным.

– Ух. Чаще всего задают глупые вопросы.

– У меня глупые вопросы?

Филин задумался.

– На мой взгляд, вполне разумные. Посмотри-ка вон там, в дупле.

– А чьё это дупло?

– Моё. Дупла – это зеркала для белок, – сказал он и довольно заухал своей шутке. – Любые дупла. Оказавшись в дупле, белка тут же вспомнит себя.

Зверёк заглянул внутрь дерева. Там довольно уютно: из мышиных хвостиков устроен гамак, прямо в стене выдолблен стол. В специальных нишах запасы желудей и каких-то травок. В скорлупки от орехов сложена темнота, похожая на лоскуты ночного неба. Наверное, филин укутывается в неё, когда в дупло начинает заглядывать солнышко. Из угла поблёскивает стёклышко от очков, а под ногами – мудрёные древесные письмена в виде колец, одно в другом, и в другом – ещё кольцо. Дерево, особенно такое скрупулёзное, как дуб, ведёт свои записи из века в век, описывая, что нащупало оно корнями в почве, кто в нём поселился и привольно ли дышится листьям. Наверное, на досуге филин пытается их расшифровать, вглядываясь через стёклышко от очков в эти записки.

– Ну как? – спросил филин.

Зверёк попробовал свернуться клубком в гамаке. Понюхал темноту, подобрал несколько перьев, которые филин вставлял себе в крылья перед вылетом, чтобы лететь дальше и махать крыльями пореже, и вновь рассыпал их по полу.

– Ничего не пойму. Но у тебя очень уютно.

Филин заглянул в дупло, чтобы проверить, ничего ли не пропало.

– Спасибо. Значит, ты не белка. Был бы ты белкой, ты бы нашёл, что там стащить. Белки ужасно вороваты. Ух, ух. Тебе стоит посетить Талисмана. Я прилетел не так давно, а он живёт здесь уже не одну зиму и очень много знает. Он живёт на старой ёлке к востоку отсюда.

– А как тебя зовут?

– Ух.

– Ух?

– Ух. Я твержу тебе об этом всю ночь, но ты настолько невнимателен, что не замечаешь, – филин строго посмотрел на зверька, но потом смягчился и довольно заухал: – Это довольно весёлая игра с новыми знакомыми – считать, за сколько ухов они отгадают моё имя. Ты отгадал за девять. Это очень хороший результат.

– А я, – сказал зверёк торжественно, – обязательно вернусь и скажу тебе, как меня зовут, как только вспомню.

Они тепло распрощались, и зверёк поплыл дальше – мимо дома, на крыше которого располагалась труба, в сторону рассвета.

Талисмана он вспомнил сразу же, как только увидел. Оказывается, они были уже знакомы.

В Лесу рассказывали, что давным-давно, когда не только зверька, но и его папы ещё не было на свете, Талисмана принесли и повесили на нижнюю ветку старой ёлки люди. С тех пор он там и висит, вечно бодрствующий, «вечный летописец» (как сам он себя называет) «этого скучного места в этом скучном времени». Зверёк не понимал, что всё это значит, но звучало до ужаса интересно.

– Я бы сказал тебе, если бы ты сам хоть раз сказал мне, кто ты такой.

– Я никогда над этим не задумывался, – признался зверёк.

Он укутался в хвое на нижней еловой ветке и выставил наружу только нос и уши. К утру воздух немного посвежел, и стало прохладно. Даже для густого подшёрстка.