Василий Дроздов - Гибель церковного отдела

Но вот Матвеич сорвался с места и побежал открывать ворота для лимузина владыки. «Сорвался» – сказано, конечно, с преувеличением, Матвеич умело изобразил рвение, в действительности никуда не спеша. На территории отдела все еще проживал его бывший начальник владыка N. Он был отставлен, но для церковной пользы оставлен. Вот лимузин въехал, из него проворно выскочили двое отдельских священников и через минуту вывели владыку, плотно прижавшись к нему с обоих сторон. Сам владыка стыдливо прятал лицо за наметкой. Он смотрел строго вниз. Постановлением начальства разрешалось ему выезжать только так. Он всегда должен был смотреть только в пол. Судьба опального епископа была трагична из-за происков врагов православия. Патриархию завалили жалобами, и секретарь о. Василий едва не лишился жизни. Когда кто-то открыл дверь в его кабинет, то был сбит с ног кипами бумаг, которые уже достигли потолка. Из глубины кабинета из самой толщи этой писчебумажной фабрики, слышались сдавленные стоны отважного секретаря. Только после этого Сам дал указание принять меры по поводу жалоб. Из всех жалоб выбрали верхний слой. Его составили 1573 письма из МВД, ФСБ, ФаПСИ и МАпСИ по поводу неудачно безнравственного поведения, и разные документы, сообщавшие о возбужденных уголовных дел и об их закрытии. Но основную массу составляли частные письма граждан. Этого показалось достаточно. Все дела были посвящены одной статье уголовного кодекса… После этого было решено отстранить владыку N от командования отделом, переселить его со второго этажа на минус пятый и разрешить выходить только на воскресные богослужения, смотря строго в пол, чтобы не увидеть что-нибудь искушающее. Несколько раз ему разрешалось таким же образом выезжать, чтобы развеяться.

Воскресный выход владыки на богослужение представлял величественное зрелище. Десять священников шли двумя колоннами по обе руки от владыки. Шли они затылок в затылок, коротко стриженные, в темных очках. Их лица были бесстрастны и не выражали никакой существенной мысли. Посредине шел владыка, смиренно вперив взор в землю. А впереди строя суетились генерал, прапорщик, Чижиков, Матвеич и Прокофьевна, раздвигавшие толпу и убиравшие с дороги мальчиков моложе 18 лет, дабы на них случайно не упал взор опального владыки. Однажды, перед плотной стеной народа неведомо откуда выскочил маленький, розовощекий, кудрявенький толстячок и уставился своим бесстыдным взором прямо в лицо владыки. Маска смирения покинула лицо истомленного постом и воздержанием владыки, и он рванулся навстречу этому малышу. Далее десять священников едва смогли удержать бедного владыку. Пришлось его, плачущего, отнести на руках обратно на минус пятый этаж. В этот день владыка более на богослужении не появлялся. После этого по толпе прошел благоговейный трепет. Многие уже догадывались о благочестии владыки. А сегодня они сами стали свидетелем священного гнева владыки, когда малыш дерзко выскочил перед царскими вратами пред владыкой, тем самым оскорбив и храм, и священный сан епископа. По требованию прихожан настоятель храма отдал распоряжение Чижикову занести этот случай в летопись храма… А начальник отделения милиции, по воскресеньям посещавший храм, вздохнул радостно и свободно, ему не придется оправдываться перед своим начальством, почему он не доглядел за владыкой и опять пошли заявления.

Надо сказать, что Чижиков выполнял послушание историографа небрежно, и редко что заносил в летопись. И в последнее время только, когда было на то высочайшее соизволение. И записи были отрывочные, разноплановые и представляли собой дикое смешение стилей и настроений. Частью это были пафосные описание бесконечных бдений и постов настоятеля, много говорилось о том, как он молился со слезами, возвышался умом на небеса. И написано было настолько плохо, что просматривалась злая ирония, которой подпитывался автор, переходящий порой к откровенным издевательствам. Но все же настоятель был не слишком тонким человеком, и ему эта поэзия перед портретом Салтыкова-Щедрина очень нравилась. К тому же, как слишком простой человек он любил стихи в стиле Ошанина, только на церковные темы. Насытившись слезливыми репортажами о настоятеле, Чижиков начинал какие-то нервные записки о всяких дурацких происшествиях, прикрашенные им в своей дурацкости. То как диакон на второй пасхальной литургии упал в народ. И это было нехорошо по отношению к Неполучайло, которые ничего не получал, даже и рюмку водки на праздник, а упал по причине распадающихся ботинок. Писал он и о крысе, упавшей по случайности в кастрюлю с супом и «героически выловленной из кипящего котла героическим генералом». При этом герой сделал это так быстро, что крыса будто бы не успела ничего распространить от своей плоти на общую трапезу, и суп был по благословению признан соответствующим санитарным нормам. Записи были и про барана, подаренного храма какими-то ассирийцами что ли, про раскрытую благодаря проницательности настоятеля кражу левых церковных крестиков, про пьяного строителя (а где как не на высоте дадут спокойно выпить), снятого с лесов бесстрашным настоятелем, и многое другое, что было с гневом вычеркнуто настоятелем из журнала. Сам же журнал сожжен, история переписана, Чижиков был за свою антицерковную деятельность разобран на общем собрании, но помилован и получил очередной выговор и епитимью виде 1000 поклонов.