Владимир Сверкунов - Игры в апокалипсис

Следователь с восхищением выслушал монолог философа и уже не пытался прервать его. После довольно длительной паузы он сказал:

– Всеволод Андреевич, ваш анализ – просто блестящий. И все же я пока не знаю, что лучше – постепенное «выкашивание» людских масс или спровоцированный противостоянием двух сил взрыв, способный уничтожить все человечество?

На следующий день Анатолий Михайлович вышел на работу. После реорганизации Генеральной прокуратуры было само собой разумеющимся, что он «автоматом» будет переведен в Следственный комитет: как-никак Сивцов был одним из ведущих и наиболее успешных сыщиков. Он не слыл карьеристом, и это облегчило задачу «верхов» нового органа, которым, как и везде, прежде всего, нужно было поставить на руководящие должности преданных им сотрудников. Все шло по цепочке: вышестоящий начальник подыскивал себе подчиненных, облеченных меньшей властью, те – своих «вассалов» и так до самого низу.

Анатолий, отличавшийся независимостью взглядов и, с точки зрения приверженцев иерархического стиля управления, неприемлемой чертой – дерзостью, проявлявшейся в спорах с начальством, не подходил на роль руководителя. Да он и сам бы отказался, предложи ему начальство более или менее высокую должность. Поэтому он с облегчением и даже радостью расписался под приказом, назначавшим его старшим следователем по особо важным делам при самом главном шефе. Так звучала его должность и раньше – в Генеральной прокуратуре, только босс именовался иначе. Так что в работе Сивцова практически ничего не изменилось – все самые сложные и запутанные дела оказывались в его полном распоряжении.

По-иному сложилась судьба его друга Юрия Куркова, который, не без настойчивых увещеваний супруги, остался в прокуратуре и даже получил за верность родной конторе небольшой отдел.

Ленивый летний зной, которому добавляли жару легкие дуновения горячего ветерка, – казалось, что это колышущиеся веники деревьев гонят пар, – видимо, утомил и злоумышленников всех мастей. Никаких срочных заданий, ориентировок, указаний и поручений, с которых обычно начинался день, не появлялось.

В кабинете было настоящее пекло, но Сивцов, хоть и обливался потом, кондиционер не включал: уже был научен горьким опытом. Сев за компьютер, он решил обобщить информацию, полученную от Лагутина. Как всегда, стал составлять таблицу, которая заняла почти весь экран. В ней евангельскому апостолу соответствовал его «потомок» из настоящего времени: Иоанну – Иван Иванович, Матфею – Матвей Павлович, Варфоломею – Валерий Владимирович. Двое Иаковых, по Евангелию – Заведеев и Алфеев – значились как Яков Захарович и Якуб Алексеевич. Насколько было возможно, указывалась профессия, а также отличительные черты апостола.

«Интересная компания, – подумал Анатолий. – Не факт, что их имена настоящие. Вполне возможно, что они уже не Иваны и Федоры, а Джоны и Теодоры. Да и по имеющимся отличительным признакам найти их нереально. Впрочем, какой смысл в таких поисках?»

Он не успел углубиться в этот вопрос – позвонили из приемной.

– Анатолий Михайлович, здравствуйте! – раздался хорошо поставленный голос секретарши, будто она окончила курсы дикторов. – Вас вызывает председатель.

В отличие от прежнего шефа, имевшего громогласный бас и привычку обращаться к подчиненным на «ты», новый руководитель никогда не фамильярничал, говорил мягко, но от этого его слова приобретали особую весомость и убедительность, будто было само собой разумеющимся, что его собеседники разделяют такую же точку зрения. Тепло поздоровавшись с Сивцовым, председатель внимательно оценил его взглядом и сказал:

– Плохо выглядите, коллега! Я понимаю, что болезнь – вещь непредсказуемая, но здоровье надо поберечь!

– Да это пустяки, Иван Александрович, банальная простуда, – отозвался следователь. – Не подружился еще с кондиционером.

– Я думаю, дело не только в простуде, – произнес председатель. – Я доволен вашей работой, вы настоящий профессионал. Но в отпуске не были ни разу с момента основания комитета. Это неправильно, Анатолий Михайлович. Помните, как говаривал Дзержинский: у чекиста должна быть холодная голова, горячее сердце и чистые руки. А я, пусть простит он меня за дерзость, добавлю: и крепкое здоровье! Иначе нам не справиться с нашей сложной работой. Не примите за насилие, но я издаю приказ о вашем отпуске с завтрашнего дня. Тем более что пока никаких серьезных дел нет. Возражения не принимаются! Да, кстати, у нас есть горящая путевка в сочинский санаторий. Поезжайте, наберитесь сил и новых впечатлений.